Знаю, раб я негодный, ленивый,Не сумела сберечь свой кров.С трудовой твоей Божьей нивыНе собрала плодов.
И теперь, среди голых окраин,Я колеблема ветром трость…Господи, ты здесь хозяин,Я – только гость.
Отпусти же меня этой ночью,Я не дождусь зари…Отпусти меня в дом мой Отчий,Двери Свои отвори!
23 декабря 1921
Ночью
А душа поет, поет,Вопреки всему, в боевом дыму.Словно прах, стряхнет непосильный гнет и поет.На пустынном юру затевает игру,С одного бугра на другой мост перекинет,Раскачается над бездной седой и застынет.Пусть рухнет, коль хочет —Другой будет к ночи!Из песен строит жилье людское —Палаты и хаты – выводит узор —В тесноте простор.Спите, кто может, на призрачном ложе.А кругом стоит стон.Правят тьму похорон.Окончанье времен.Погибает народ.А душа поет…
Декабрь-январь 1921-1922
Судак
«Она прошла с лицом потемнелым…»
Посв. М.Н. А-д
Она прошла с лицом потемнелым,Как будто спалил его зимний холод,Прошла, шатаясь ослабшим телом.И сразу я уразумела,Что это голод.
Она никого ни о чем не просила,На проходящих уставясь тупо.Своей дорогою я спешила,И только жалость в груди занылаТемно и скупо.
И знаю, знаю, навеки будетПередо мною неумолимоСтоять как призрак она, о люди,За то, что, не молясь о чуде,Прошла я мимо.
Январь 1922
Судак
«Не зажигай свечи в ночи…»
Не зажигай свечи в ночи,Она потушитТот светлый блик, что как родникОбъемлет душу.Проснется кровь, почует вновь,Что мир расколот.И тех же стен без переменТоску и голод.Благословенна тьма-тюрьма,Где мы замкнуты,Где сон-паук заткал в свой кругДневные смуты.Земная плоть! Уйми, сомкниСлепые очи!Тебя пасет здесь дух-пастухВ пустыне ночи.
Январь 1922
Судак
«И каждый день с угрозой новой…»
В. Г.
Тебе, что всегда напоминала мне близость Бога и Его чудес.
И каждый день с угрозой новойНас крутят волны бытия,И только в ночь пристанет сноваК земле ладья.
И каждый день нас обуяет,О, маловеры, жалкий страх,И сердце рабски забываетО чудесах.
А чудеса меж Ним и нами,Сверкая, стелятся как мост.Смотри – вся ночь зажглась огнямиПадучих звезд.
Январь 1922
Судак
Хлеб
У мира отнят волей БогаНебесный дар – насущный хлебЗа то, что тело ты убого,А дух ослеп.
Когда под солнцем, на свободе,К земле тяжелый колос ник —Не знали мы, что он ГосподенИ так велик.
Изысканной не просит пищиСмирившаяся ныне плоть,Но нужен ей с сумою нищей —Ржаной ломоть.
Как грешница без покрывалаСтоит бесхлебная страна.Господь, сними с нее опалуИ дай зерна.
1922
Симферололь
«Когда-то любила я книги…»
Когда-то любила я книги(Блаженные годы и миги!),Они были ближе людейВ сафьяновой, мягкой коже.Любила картины я тожеИ много других вещей.Живее живых созданийИ вазы, и мягкие ткани,Все в жизни вокругВ плену меня сладком держало.Теперь предметов не стало,Распался волшебный круг.Иду и рассеянным взоромСнимаю последний покров.Иду, как пустым коридором,И слушаю гул шагов.Чуть помню, что было мило.Не ждет торопящий рок.Успею ль на эту могилуПоследний сложить венок?Как листья, осыпятся годы.Жестокое бремя свободыПодъяла душа и несет.Простите, ненужные ныне!Без вас в этой строгой пустынеМне легче идти вперед.
1922
Симферополь
«Я не знаю, я не помню…»
J'y parwiendrai[7].
Я не знаю, я не помню,Я терплю.То грядущим, то. быломуЯ внемлю.Век назад на этом местеЖил мой дед.Он оставил мне в наследствоСвой завет.Лестницу о сто ступенейИ девиз:«Силой, мудростью, терпеньемДоберись!»Ввысь тянусь я каждодневно,Как во сне.Только воли его гневнойНет во мне.Изменились наши целиИ наш час,Лишь ступени уцелелиДа указ.Было ясно, было четко,Близок рок.Стало смутно, стало кротко —Путь далек.Даже ветхие перилаРаздались,Но таинственная силаТянет ввысь.