Весна 1923
Симферополь
II. Эхо
Труден наш путь и далеко ночлег.Долго ли должен идти человек?– Век.Что его ждет, коль отступит назад?– Ад.Если ж вперед – будет легче тогда?– Да.Встретит нас кто на конце бытия?– Я.Кто ты, зовущий нас с разных дорог?– Рок.
Весна 1923
Симферополь
III. Газелла
Может быть, сердцу дано еще раз – речью напевной,Жизни утешить тоскующий глас – речью напевной.
Мнилось, не будет ни смеха, ни чар – путь мой суровый.Вдруг под рукой загорелся алмаз – речью напевной.
Мне ль не принять незаслуженный дар – с тайной утехой,Мне ль не закончить свой жизненный сказ – речью напевной.
1923
Симферополь
IV. Рондо
Шумливый стих прадедовских столетийНедаром расставлял лукаво сети, —Его манерный дух и ныне не угасИ тонкой грацией пленяет нас.Опять ему внимаем, словно дети,На склоне лет, как будто на рассвете.И знаю, что поможет в этот часШумливый стих.
1923
Симферополь
Рондели, написанные по двум первым строчкам
I
«В душе у каждого сокрытЛюбви цветок необычайный».О, если б видел ты, как странноЦветок мой облаком увит.
Его как будто тайный стыдОкутал пеленой туманной,В душе у каждого сокрытЛюбви цветок необычайный.
Так часто нами он забыт,Но средь судьбы моей обманнойВдруг запоет в душе осанна,И взор мой вновь тот клад узрит,Что в сердце каждого лежит.
Весна 1923
Симферополь
II
«Kaк страшен безысходный кругРожденья, жизни, умиранья!»Всему навек дано названьеИ нет ни встречи, ни разлук.
Ни счастья нет, ни тяжких мук,Неведомых еще познанью.Как страшен безысходный кругРожденья, жизни, умиранья.
Как будто нас оплел паукНепроницаемою тканью.Все было здесь, а там – за гранью,Быть может, нет существованьяИ страшен безысходный круг.
Весна 1923
Симферополь
III
«Лишь сохранился тонкий следОт ножки стройной и прелестной»,Что с кавалером в век чудесныйЗдесь танцевала менуэт.
Других примет и знаков – нет,Что было дальше – неизвестно.Здесь сохранился только следОт ножки стройной и прелестной.
Но чуть вступлю я на паркет —Пусть то смешно и неуместно,Но в пляске легкой, бессловеснойКачаюсь я за ними вслед,Где сохранился только след.
Весна 1923
Симферополь
«Стосковался мой голубь в темнице…»
Стосковался мой голубь в темнице,Мой сизокрылый, мой строгий —Услыхал, как вещие птицыВоркованием славят Бога.
И забился крылами в стены,Стены темны и низки.Рвется из долгого плена,Чует, что сроки близки.
Что это? Пенье ли птицы?Или то звон колокольный?О, как трепещет в темницеГолубь святой, подневольный!
1923
«Я стала робкой в годы эти…»
Я стала робкой в годы эти, —Чужая молвь невнятна мне.Так непохоже все на светеНа то, что снилось мне во сне.
Мои движения нечетки,Живу и вижу все сквозь сон.И речи неуместно кротки,И старомодно вежлив тон.
Я ночью забрела незванойВ чужой, неведомый мне сад,И далеко – в стране туманаЗарыт ненужный, милый клад.
А здесь я нищая. И надоТруды покорные нести.Чему же сердце смутно радо?Горит пред образом лампадаИ главный Гость еще в пути.
Зима 1923 – 1924
Симферополь
«Он был молод и жил среди нас…»
Памяти Бориса Шульги.
Посвящ. другу умершего, Адриану Талаеву
Он был молод и жил среди нас.Целый день его шутки звенели…Кто сказал бы, что кончен рассказ,Что всех ближе к последней он цели?