Сознайтесь, роль свою и я провел со славой,Не закричат ли «бис» и мне со всех сторон,Но я, закрыв глаза, лежу во мгле кровавой,Я не отвечу им, я насмерть поражен.
Люблю я красоту нежданных поражений,Свое падение я славлю и пою,Не все ли нам равно, ты или я на сцене.
«Вся жизнь игра». Я мудр и это признаю,Одно желание во мне, в пыли простертом,Узнать, как пятый акт развяжется с четвертым.
4 июля 1901
Хмель исступленья
В моей душе сегодня, как в пустыне,Самумы дикие крутятся, и песок,Столбами встав, скрывает купол синий.
Сознание – разломанный челнокВ качаньи вод, в просторе океана;Я пал на дно, а берег мой далек!
Мои мечты неверны, как туманаКолеблемые формы над рекой,Когда все поле лунным светом пьяно.
Мои слова грохочут, как прибой,Когда, взлетев, роняет он каменья,И, в споре волн, одна слита с другой.
Я наслаждаюсь хмелем исступленья,Пьянящим сердце слаще острых вин.Я – в буре, в хаосе, в дыму горенья!
А! Быть как божество! хоть миг один!
1 июня 1901
Лесная дева
Л. H. Вилькиной
На перекрестке, где сплелись дороги,Я встретил женщину: в сверканьи глазЕе – был смех, но губы были строги.
Горящий, яркий вечер быстро гас,Лазурь увлаживалась тихим светом,Неслышно близился заветный час.
Мне сделав знак с насмешкой иль приветом,Безвестная сказала мне: «Ты мой!»,Но взор ее так ласков был при этом,
Что я за ней пошел тропой лесной,Покорный странному ее влиянью.На ветви гуще падал мрак ночной...
Все было смутно шаткому сознанью,Стволы и шелест, тени и она,Вся белая, подобная сиянью.
Манила мгла в себя, как глубина;Казалось мне, я падал с каждым шагом,И, забываясь, жадно жаждал дна.
Тропа свивалась долго над оврагом,Где слышался то робкий смех, то вздох,Потом скользнула вниз, и вдруг зигзагом,
Руслом ручья, который пересох,Нас вывела на свет, к поляне малой,Где черной зеленью стелился мох.
И женщина, смеясь, недвижно стала,Среди высоких илистых камней,И, молча, подойти мне указала.
Приблизился я, как лунатик, к ней,И руки протянул, и обнял тело,Во храме ночи, во дворце теней.
Она в глаза мне миг один гляделаИ, – прошептав холодные слова:«Отдай мне душу», – скрылась тенью белой.
Вдруг стала ночь таинственно мертва.Я был один на блещущей поляне,Где мох чернел и зыблилась трава...
И до утра я проблуждал в тумане,По жуткой чаще, по чужим тропам,Дыша, в бреду, огнем воспоминаний.
И на рассвете – как, не знаю сам, —Пришел я вновь к покинутой дороге,Усталый, на землю упал я там.
И вот я жду в томленьи и в тревоге(А солнце жжет с лазури огневой),Сойдет ли ночь, мелькнет ли облик строгий.
Приди! Зови! Бери меня! Я – твой!
26 ноября 1902
Петербург
Mon rête familier[13]
Люблю мечты моей созданье,
Вновь одинок, как десять лет назад,Брожу в саду; ведут аллеи те же,С цветущих лип знакомый аромат.
Чу! лай собак. Повеял ветер свежий,И с тихим вечером приходит бред,Что нежит сердце год за годом реже.
Мне нынче снова – девятнадцать лет!Ты вновь со мной, «мечты моей созданье»!Дай плакать мне – я снова твой поэт!
Как сладостно твоих шагов шуршанье;Ты дышишь рядом; подыми я взор,Твоих очей ответит мне сверканье.
Не изменилась ты, – о, нет, – с тех пор,Как мальчику явилась ты впервыеИ был свершен наш брачный договор!
Ты мне дала узнать, что страсть – стихия,Ввела во храмы воплощенных грез,Открыла мне просторы неземные,
Следила ты, как друг, пока я рос,На первые свиданья приходила,Была меж нами третья в мире роз.
Я изменил – но ты не изменила,Лишь отошла, поникнув головой,Когда меня смутила злая сила.
О, как я мог пожертвовать тобой!Для женщины из плоти и из кровиКак позабыл небесный образ твой!
Но лишь с тобой мне счастье было внове.В часы луны, у перепевных струй,На ложе – у палящих изголовий,
Прильнув к груди, впивая поцелуй,Невольно я тебя искал очами,Тебя я жаждал!.. Верь и не ревнуй.