40
Смеется дядя ей: «Голубка, не ворчи.Ну что бы подождать еще тебе хоть ночку!Сюрпризом я хотел... А впрочем, вот ключиОт тайны, коли нет терпения... Как дочку,Люблю тебя...» – «Ну да!» – «Ах, Настя, помолчи...У Блокка я купил тебе билет в рассрочку...»– «Что тратились!..» – «Купил, а завтра и тираж,И что б ты думала! Ведь выигрыш-то наш».
41
«Ах, милый дядюшка! Неужели? Быть не может!»– «Да, Настенька, теперь мы славно заживем.Грошовая нужда нас больше не встревожит.Мы выстроим себе отличный, прочный дом,Товарищей сзовем, – пускай их зависть гложет.По свету странствовать отправимся потом...»– «Да, дядюшка, с собой Володю мы захватим,Иль нет, сперва к венцу, а после и покатим».
42
И побледнел Кремлев. «А что-то я устал!» —Промолвил он с едва скрываемой досадой,Простился и пошел к себе, – бедняк! УпалОн на свою постель и с горестной отрадой,Зажав подушкой рот, до полночи рыдал.А Настенька меж тем пред ясною лампадойМолилась, может быть, иль яркою мечтойЗабавила себя, одна в тиши ночной.
43
Мне кажется, пора покончить эту сказку,Тем более, что в ней трагического нет.В крови топить ее мещанскую развязку,Конечно, незачем. К тому же пистолетХоть у Кремлева был, да праздно перержавел.Боюсь, что никого я песней не забавил,Прерву ж ее строфой, написанной без правил.
21 июня 1890; 24 июля – 26 августа 1894
«Каждый день, в час урочный...»
Мы устали преследовать цели,На работу затрачивать силы, —Мы созрелиДля могилы.
Отдадимся могиле без спора,Как малютки своей колыбели, —Мы истлеем в ней скороИ без цели.
28 сентября 1894
«Скользко-холодное...»
Скользко-холодноеПравой рукою трепетно сжато.Злоба стихает, меркнет забота,Грезы умчались вдаль без возврата.Твердое, скользкое.
Только нажать бы мне,Только на то достало бы силы!Что это, скорбь, тревога?Мрак желанной могилы,Только нажать бы мне!
3 октября 1894
«Лампа моя равнодушно мне светит...»
Лампа моя равнодушно мне светит,Брошено скучное дело,Песня еще не созрела, —Что же тревоге сердечной ответит?
Белая штора висит без движенья.Чьи-то шаги за стеною.Эти больные томленья —Перед бедою!
3 октября 1894
«Сквозь кисейный занавес окна...»
Сквозь кисейный занавес окнаМне виднаУлицы дремотной тишь —Снег на скатах крыш,Ворота, забор...Изредка прохожие мелькнут...Шумный спорИногда бабенки заведут.
11 октября 1894
Неурожай
Над полями ходит и сердито ропщетЗлой Неурожай,Взором землю сушит и колосья топчет, —Стрибог, помогай!
Ходит дикий, злобный, хлеб и мнет и душит,Обошел весь крайИ повсюду землю гневным взором сушит, —Стрибог, помогай!
Губит наших деток неподвижным взоромЗлой Неурожай.Голодом томимы, молим хриплым хором:Стрибог, помогай!
11 октября 1894
«О царица моя! Кто же ты? Где же ты...»
О царица моя! Кто же ты? Где же ты?По каким заповедным иль торным путямПробираться к тебе? Обманули мечты,Обманули труды, а уму не поверю я сам.
Молодая вдова о почившем не может, не хочетскорбеть.Преждевременно дева все знает, – и счастье еене манит.Содрогаясь от холода, клянчит старуха и прячетистертую медь.Замирающий город туманом и мглою повит.
Умирая, томятся в гирляндах живые цветы.Побледневший колодник сбежавший прилег, отдыхая,в лесу у ручья.
Кто же ты,Чаровница моя?О любви вдохновенно поет на подмостках поблекшийпевец.Величаво идет в равнодушной толпе молодая жена.Что-то в воду упало, – бегут роковые обломкиколец.Одинокая, спешная ночь и трудна, и больна.