А когда надо мной зазвонитМедный зов в беспросветной ночи,Уронить на холодный гранитТалый воск догоревшей свечи.
Кипарисовый ларец
Трилистники
Трилистник сумеречный
Сиреневая мгла
Наша улица снегами залегла,По снегам бежит сиреневая мгла.
Мимоходом только глянула в окно,И я понял, что люблю ее давно.
Я молил ее, сиреневую мглу:«Погости-побудь со мной в моем углу,
Не мою тоску ты давнюю развей,Поделись со мной, желанная, своей!»
Но лишь издали услышал я ответ:«Если любишь, так и сам отыщешь след,
Где над омутом синеет тонкий лед,Там часочек погощу я, кончив лёт,
А у печки-то никто нас не видал...Только те мои, кто волен да удал».
Тоска мимолетности
Бесследно канул день. Желтея, на балконГлядит туманный диск луны, еще бестенной,И в безнадежности распахнутых окон,Уже незрячие, тоскливо-белы стены.
Сейчас наступит ночь. Так черны облака...Мне жаль последнего вечернего мгновенья:Там все, что прожито, – желанье и тоска,Там все, что близится,– унылость и забвенье.
Здесь вечер как мечта: и робок, и летуч,Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов,И где разорвано и слито столько туч...Он как-то ближе розовых закатов.
Ялта,
Лето 1904
Свечку внесли
Не мерещится ль вам иногда,Когда сумерки ходят по дому,Тут же возле иная среда,Где живем мы совсем по-другому?
С тенью тень там так мягко слилась,Там бывает такая минута,Что лучами незримыми глазМы уходим друг в друга как будто.
И движеньем спугнуть этот мигМы боимся иль словом нарушить,Точно ухом кто возле приник,Заставляя далекое слушать.
Но едва запылает свеча,Чуткий мир уступает без боя,Лишь из глаз по наклонам лучаТени в пламя сбегут голубое.
Трилистник соблазна
Маки
Веселый день горит... Среди сомлевших травВсе маки пятнами – как жадное бессилье,Как губы, полные соблазна и отрав,Как алых бабочек развернутые крылья.
Веселый день горит... Но сад и пуст и глух.Давно покончил он с соблазнами и пиром,—И маки сохлые, как головы старух,Осенены с небес сияющим потиром.
Маки в полдень
(Вариант)
Безуханно и цветистоЧей-то нежный сгиб разогнут —Крылья алого батистаРазвернулись и не дрогнут.
Все, что нежит,– даль да близь,Оскорбив пятном кровавым,Жадно маки разрослисьПо сомлевшим тучным травам.
Но не в радость даже день им,Темны пятна маков в небе,И тяжелым сном осеннимИстомлен их яркий жребий.
Сном о том, что пуст и глухБудет сад, а в нем, как в храме,Тяжки головы старух...Осененные Дарами.
Смычок и струны
Какой тяжелый, темный бред!Как эти выси мутно-лунны!Касаться скрипки столько летИ не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажегДва желтых лика, два унылых...И вдруг почувствовал смычок,Что кто-то взял и кто-то слил их.
«О, как давно! Сквозь эту тьмуСкажи одно: ты та ли, та ли?»И струны ластились к нему,Звеня, но, ластясь, трепетали.
«Не правда ль, больше никогдаМы не расстанемся? довольно?..»И скрипка отвечала «да»,Но сердцу скрипки было больно.
Смычок все понял, он затих,А в скрипке эхо все держалось...И было мукою для них,Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасилДо утра свеч... И струны пели...Лишь солнце их нашло без силНа черном бархате постели.
В марте
Позабудь соловья на душистых цветах,Только утро любви не забудь!Да ожившей земли в неоживших листахЯрко-черную грудь!
Меж лохмотьев рубашки своей снеговойТолько раз и желала она —Только раз напоил ее март огневой,Да пьянее вина!
Только раз оторвать от разбухшей землиНе могли мы завистливых глаз,Только раз мы холодные руки сплелиИ, дрожа, поскорее из сада ушли...Только раз... в этот раз...