Как мог ты осудить меня, такой сердечный,
За то, что я – поэт?
Веймарн
ОБЕ ВЫ МНЕ ЖЕНЫ…
Обе вы мне жены, и у каждой дети -
Девочка и мальчик – оба от меня.
Девочкина мама с папой в кабинете,
А другой не знаю тысячу три дня.
Девочкина мама – тяжко ль ей, легко ли -
У меня, со мною, целиком во мне.
А другая мама где-то там на воле,
Может быть, на море, – может быть, на дне.
Но ее ребенок, маленький мой мальчик,
Матерью пристроен за три пятьдесят.
Кто же поцелует рта его коральчик?
Что же: я невинен или виноват?
Ах, я взял бы, взял бы крошку дорогого,
Миленького детку в тесный кабинет.
Девочкина мама! слово, только слово! -
Это так жестоко: ты ни “да”, ни “нет”!
Ст. Бруда
ПОЭЗА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Князь взял тебя из дворницкой. В шелка
Одел дитя, удобное для “жмурок”…
Он для тебя-не вышел из полка,
А поиграл и бросил, как окурок.
Он роскошью тебя очаровал
И одурманил слабый ум ликером.
И возвратилась ты в родной подвал,
Не осудив любовника укором.
Пришел поэт. Он стал тебе внимать
И взял к себе в убогую мансарду,
Но у него была старуха-мать,
Язвившая за прежнюю кокарду.
И ты ушла вторично в свой вертеп,
А нищий скальд “сошел с тоски в могилу”.
Ты не могла трудом добыть свой хлеб,
Но жить в подвале стало не под силу.
И ты пошла на улицу, склонясь
Пред “роком злым”, с раскрытым прейскурантом.
И у тебя в мечте остался – князь
С душой того, кто грел тебя талантом.
NOCTURNE
Сон лелея, лиловеет запад дня.
Снова сердце для рассудка западня.
Только вспомню о тебе, – к тебе влечет.
Знаешь мысли ты мои наперечет.
И хочу, иль не хочу – к тебе без слов
Я иду… А запад грустен и лилов.
1908
ТОЛЬКО МИГ
Я гостил в твоем сердечке
Только миг.
Это было возле речки,
Где тростник.
Ты в душе моей – как дома
Навсегда!
И разрушит те хоромы
Кто? Когда?
ВСТРЕЧАТЬ ВЫХОЖУ…
На нашу дорогу встречать выхожу я тебя,-
Но ты не приходишь… А сердце страдает, любя…
Я все ожидаю: вот-вот ты прорежешь листву
И мне улыбнешься опять наяву-наяву!
Отдашься… как прежде, отдашься! даруя, возьмешь.
Но ты не приходишь и, может быть, ты не придешь.
А я на дороге, на нашей встречаю тебя!
А я тебе верю!.. И мечется сердце, любя…
Мыза Ивановка
ВАЛЬС
(на мотив Мирры Лохвицкой)
Если это возможно, устрой
Наше счастье, разбитое мной.
Ощущений отцветших пусть рой,
И в душе полумрак ледяной.
Но к кому? но к кому? но к кому
Я взываю со скорбной мольбой?
Почему? почему? почему
Я исполнен, как раньше, тобой?
Мы расстались с тобою, когда,
Тихо осень истлела в снегу.
Шли минуты, шли дни, шли года,-
Но тебя позабыть не могу!
Не могу позабыть никогда!
Ты со мною, хотя без меня…
Ты всегда для меня молода
И желанна, как солнце для дня.
Ты ушла, наше счастье поправ,-
Кто из нас виноват, посуди!
Но я прав! но я прав! да я прав
Тем уже, что взываю: приди!
Пусть я жалок тебе – пожалей!
Пусть я грешен – прощенье неволь!
Или месть – прегрешения злей,-
Но тобой надышаться дозволь!
Мыза Ивановна
АККОРД ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ
Но есть упоенье в позоре
И есть в униженьи восторг
Она ко мне пришла и говорила здесь,
Вот в этой комнате, у этого окна:
– Любимый! милый мой! убей меня! повесь!-
Тебе я больше не верна!
Ты удивляешься, растерян ты теперь?
Не оскорбила ль я тебя? О, не скрывай!
Мы разошлись с тобой… Я мучилась… Поверь,
С тобой я потеряла рай.
Ты разлюбил меня, – я вижу по глазам,-
О! мне твои глаза не лгали никогда…
Ты честен, справедлив! и ты согласен сам:
Я отгадала, милый? да?
Я все тебя люблю по-прежнему! ты – мой!
И я… я вся – твоя! Нет, впрочем, не совсем:
Уж пятеро – с тех пор! – повелевали мной!..
Но… оскорблять тебя зачем?…
Зачем? ведь это – грех! о, я теряю ум,
Ты знаешь, извини меня: нет больше сил,
Я больше не могу… устала я от дум…
Ты все ж мне близок, дорог, мил!
Я все еще тебя люблю, люблю… Увы,
Теперь уж я не та… о, нет, совсем не та,-
Теперь я… падшая! Позволите ли Вы
У вас побыть, моя Мечта?!
Вы слезы видите, ведь Вы добрее всех…
Простите, не могу: я плачу… ничего!
Наплюйте мне в лицо: ведь я одна из тех,
Которых… Тяжко!.. одного
У Вас молю: чуть-чуть Вы любите меня?
Мне, впрочем, все равно; я все еще люблю!
О, бейте, мучайте несчастную, гоня,-
Все, что хотите, претерплю!..-
Я на слова ее молчать уже не мог
И руку, застонав, над нею я занес,
И захотелось мне ей дать удар в висок
При виде этих красных слез
– Ударь! ударь меня! ты видишь – жду, молю!-
Она шептала мне с неистовой тоской:-
Но все-таки люблю! ты слышишь? – я люблю!
И мой ты! слышишь?! – мой!!!
Возненавидел я ее в мертвящий миг
И, проклиная дико, крикнул: “С глаз долой,
Змея проклятая! о, я тебя постиг:
Ты издеваешься над мной!
Уйди! уйди скорей! – все кончено! позор
Пусть упадет теперь на голову твою!..”
И вот она ушла, потупив грустно взор,
Сказав в последний раз: люблю.
ОТРАВЛЕННЫЕ УСТА
НОВЕЛЛА
Вот единственный поцелуй,
который я могу тебе дать
1
…И снова надолго зима седьмой раз засыпала,
И в лунной улыбке слезилось унынье опала,
И лес лунодумный, казалося, был акварель сам,
А поезд стихийно скользил по сверкающим рельсам;
Дышал паровоз тяжело; вздохи были так дымны;
Свистки распевали протяжно безумные гимны.
2
В купэ, где напоенный лунными грезами воздух
Мечтал с нею вместе, с ней, ясно-неясной, как
грез дух,
Вошел он, преследуем прошлым, преследуем вечно.
Их взоры струили блаженную боль бесконечно.
Он сел машинально напротив нее, озаренный
Луной, понимавшей страданья души осребренной.
3
И не было слова, и не было жажды созвучья,
И грезами груди дышали; и голые сучья
Пророчили в окна о шествии Истины голой,
Что шла к двум сердцам, шла походкой
тоскливо-тяжелой.
Когда же в сердца одновременно грохнули стуки,
Враги протянули – любовью зажженные руки.
4
И грезы запели, танцуя, сплетаясь в узоры,
И прошлым друзья не взглянули друг другу во взоры.