Зашумели липы, зацвела сирень!
Ветерок целует в губы всех красавиц,
Май пошел вприсядку в шапке набекрень.
Но не видят люди молодого Мая,
Чувствуя душою близость удальца,
Весела деревня, смутно понимая,
Что царевич бросит в пляске два кольца.
Кто поднимет кольца – жизнь тому забава!
Упоенье жизнью не для медных лбов!
Слава Маю, слава! Слава Маю, слава!
Да царят над миром Солнце и Любовь!
1910
РУССКАЯ
Кружевеет, розовеет утром лес,
Паучок на паутине вверх полез.
Бриллиантится веселая poca;
Что за воздух! что за свет! что за краса!
Хорошо гулять утрами по овсу,
Видеть птичку, лягушонка и осу,
Слушать сонного горлана-петуха,
Обменяться с дальним эхо: “xa-xa-xa!”
Ах, люблю бесцельно утром покричать,
Ах, люблю в березах девку повстречать,
Повстречать и, опираясь на плетень,
Гнать с лица ее предутреннюю тень,
Пробудить ее невыспавшийся сон,
Ей поведать, как в мечтах я вознесен,
Обхватить ее трепещущую грудь,
Растолкать ее для жизни как-нибудь!
1910. Февраль
CHANSON RUSSE[2]
Зашалила, загуляла по деревне молодуха.
Было в поле, да на воле, было в день Святого духа.
Муж-то старый, муж-то хмурый укатил в село под
Тройцу.
Хватит хмелю на неделю, – жди-пожди теперь
пропойцу!
Это что же? разве гоже от тоски сдыхать молодке?
Надо парня, пошикарней, чтоб на зависть в околотке!
Зашалила, загуляла! знай, лущит себе подсолнух!..
Ходят груди, точно волны на морях, водою полных.
Разжигает, соблазняет молодуха Ваньку-парня,
Шум и хохот по деревне, будто бешеная псарня!..
Все старухи взбеленились, расплевались, да -
по хатам;
Старикам от них влетело и метлою, и ухватом.
Всполошились молодухи, всех мужей – мгновенно
в избы!
А звонарь на колокольне заорал: “Скорее вниз бы!”
Поспешил, да так ретиво, что свалился с колокольни…
А молодка все гуляла, ветра буйного раздольней!
1910
В ПАРКЕ ПЛАКАЛА ДЕВОЧКА
Всеволоду Светланову
В парке плакала девочка: “Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка,-
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю”…
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой, маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.
1910
ПАСХАЛЬНЫЙ ГИМН
Христос воскресе! Христос воскресе!
Сон смерти – глуше, чем спит скала…
Поют победу в огне экспрессий,
Поют Бессмертье колокола.
Светло целуйте уста друг другу,
Последний нищий – сегодня Крез…
Дорогу сердцу к святому Югу!-
Христос воскресе! Христос воскрес!
1910. Февраль
КАНОН СВ. ИОСАФУ
Я сердце свое захотел обмануть,
А сердце меня обмануло.
“Цветы любви и веры разбросав,
Молю тебя, святитель Иосаф:
Посей в душе благие семена,
Дай веру мне в златые времена!”
Так пред твоей иконой всеблагой
Молился я и набожной рукой
Не раз творил интуитивный крест.
И слышал я, как вздрагивал окрест.
Все, все, о чем тебя я попросил,
Исполнил ты. Я жарко оросил
Свои глаза и, к образу припав,
Пою тебя, святитель Иосаф!
1911
МАРГАРИТКИ
О, посмотри! Как много маргариток -
И там, и тут…
Они цветут; их много; их избыток;
Они цветут.
Их лепестки трехгранные – как крылья,
Как белый шелк…
Вы – лета мощь! Вы – радость изобилья!
Вы – светлый полк!
Готовь, земля, цветам из рос напиток,
Дай сок стеблю…
О, девушки! о, звезды маргариток!
Я вас люблю…
Мыза Ивановка
1909. Июль
МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЕГИЯ
Она на пальчиках привстала
И подарила губы мне,
Я целовал ее устало
В сырой осенней тишине.
И слезы капали беззвучно
В сырой осенней тишине.
Гас скучный день – и было скучно,
Как все, что только не во сне.
1909
ЧАЙНАЯ РОЗА
Если прихоти случайной
И мечтам преграды нет, —
Розой бледной, розой чайной
Воплоти меня, поэт.
Над тихо дремлющим прудом -
Где тишина необычайная,
Есть небольшой уютный дом,
И перед домом – роза чайная.
Над нею веера стрекоз -
Как опахала изумрудные;
Вокруг цветы струят наркоз
И сны летают непробудные.
В пруде любуется фасад
Своей отделкой прихотливою;
И с ней кокетничает сад,
Любуясь розою стыдливою.
Но дни и ночи, ночи дни -
Приливы грусти необычные.
И шепчет роза: “Мы – одни
С тобою, сад мой, горемычные”…
А между тем, с огней зари
И до забвения закатного,
В саду пигмеи, как цари,
Живут в мечте невероятного.
Они хохочут и шумят,
Ловя так алчно впечатления;
Под их ногами сад измят:
Бессмертье – часто жертва тления!..
Что станет с розой, если весть
О ней дойдет до них случайная?…
И не успевшая расцвесть,
Спешит увянуть роза чайная…
Мыза Ивановка
1909
ЧЕТКАЯ ПОЭЗА
Разум мой бесстрастен. Сердце бьется четко.
Вспомнилось мне лето давнее в лесу.
Только что узнал я: у тебя чахотка,-
Вскоре гроб твой белый к церкви понесу.
Вспомнилось мне лето: мошки, незабудки,
Грозы и туманы, вечера в луне.
Силы были сильны, чувства были чутки;
Ты была со мною, ты была при мне.
Может быть, томилась вешнею ажурью,
Может быть, любила чувственно и зло,-
Только вся дышала знойною лазурью
Или омрачалась девственно светло…
Часто мы лежали в ландышах и в кашке,
Точно брат с сестрою, телом к телу льня;
Часто приходила ты в одной рубашке
Ночью в кабинет мой, возжелав меня…
Но когда тянулся я к тебе всем телом,
Чтоб в тебя, как в омут, глубоко упасть,
Ты, с лицом от муки страстной побледнелым,
Грубою издевкой охлаждала страсть.
То лазорьно-нежно, то кошмарно едко
Говорила броско о каком-то “нем”;
Тщетно я терзался: кто ты? амулетка,
Верная обету? лилия с вином?…
Все я понял после. Хорошо и кротко
На душе печальной. Слушай-ка, дитя!
Твой удел – могила; у тебя чахотка.
От тебя заразу я приму шутя.
1912
НА МОТИВ ФОФАНОВА
Я чувствую, как падают цветы
Черемухи и яблони невинных…
Я чувствую, как шепчутся в гостиных,-
О чем? О ком?… Не знаю, как и ты.
Я чувствую, как тают облака