«Таким образом, – пишет Р. Вильгельм, – речь идет о концепции, лежащей на границе мира явлений». Противоположности в ней «сняты в неразличимости», однако потенциально уже присутствуют. «Эти же ростики, – продолжает он, – указывают на нечто, что, во-первых, некоторым образом соответствует видимости, нечто образное, – во-вторых, некоторым образом соответствует слышимости, нечто словообразное, – и наконец, в-третьих, некоторым образом соответствует протяженности, нечто подобное образу. Однако это тройственное не разделено четко и не может быть определено, является непространственным (нет ни верха, ни низа) и невременным (нет ни предшествующего, ни последующего) единством». Так, в Дао Дэ Цзин говорится:
«Содержание великого Дэ подчиняется только Дао. Дао бестелесно. Дао туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности содержатся образы. Оно туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности скрыты вещи».
Действительность, по мнению Р. Вильгельма, познаваема в понятии, поскольку в китайском представлении в самих вещах кроется нечто «рациональное»[1232]. Это есть основоположная мысль осмысленной коинциденции; она возможна, поскольку той и другой стороне присущ один и тот же смысл. Там, где превалирует смысл, возникает порядок:
Чжуань-Цзы (современник Платона) говорит о психологической предпосылке Дао: «Состояние, в котором Я и Не-Я больше не являются противоположностями, называется стержнем Дао (смысла)»[1233]. Когда он говорит: «Смысл (Дао) затемняется, когда око удерживает лишь малые готовые части бытия»[1234], или: «Ограничения не заложены изначально в смысле бытия. Твердо определенные значения не свойственны словам изначально. Различения происходят лишь от субъективного взгляда»[1235]. Учителя древности, говорит Чжуан-Цзы в другом месте, «в качестве отправной точки брали состояние, в котором существование вещей еще не начиналось. Тем самым поистине достигнута точка, дальше которой пойти невозможно. Следующим было предположение того, что вещи хоть и существовали, однако еще не началось их разделение. Следующим за ним – что хоть в известном смысле разделение вещей и началось, однако не существовало утверждения и отрицания. Из-за развития утверждения и отрицания потускнел смысл (Дао). Из-за помутнения смысла осуществилась односторонняя склонность»[1236]. Внешнее слышание не должно проникать дальше уха; рассудок не должен покушаться вести отдельное существование; таким образом душа становится пустой и может вместить в себя мир. И смысл (Дао) есть то, что заполняет собой эту пустоту». «Мудрый, – говорит Чжуань-Цзы, – употребляет свое внутреннее око, свое внутреннее ухо, для того чтобы проникнуть в вещи, и не нуждается в рассудочном познании»[1237]. Тем самым очевидно указывается на абсолютное знание безсознательного, или на микрокосмическое присутствие макрокосмических событий.
Это даосское воззрение вообще типично для китайского мышления. Оно всегда, насколько это возможно, стремится к цельности, что подчеркивает также выдающийся знаток китайской психологии Гране (Granet).[1238] Эту характерную особенность можно наблюдать также и в обыденном разговоре с китайцами: кажущийся нам простым и узко поставленным вопрос о какой-либо частности дает повод китайскому мыслителю для неожиданно обстоятельного ответа, так, словно бы его попросили о травинке, а он в ответ скосил бы целый луг. Для нас частности существуют сами по себе; для восточного духа они дополняют картину целого. Именно в этой целокупности пребывают все вещи, как в еще примитивной, так и в нашей средневековой (отчасти еще существующей) донаучной психологии, и их связь с другими может представляться нам лишь «случайной», т.е. как коинциденция, осмысленность которой воспринимается как всего лишь произвольная. Сюда относится средневековое натурфилософское учение о correspondentia[1239] и в особенности еще античное воззрение о симпатии всех вещей (συμπάθεια τών ρλων). Еще Гиппократ говорит: Σύρροια μία, συμπνοία μία, πάντα συμπαθέα κατά μέν ούλομελίην πάντα κατά μέρος δέ τά έν έκάστφ μέρει μερέα προς τό έργον άρχή μεγάλη ές έσχατον μέρος άπικνέεται, έξ έσχάτου μέρεος έίς άρχήν μεγάλην άπικνέεται, μία φύσις εικαί μή είνι(греч.).[1240] – (Единое со-истечение, единое со-дыхание, симпатия всех, согласная целостности и неповрежденности (ούλομελίην) всех, согласная же и [всякой] части, сущая во всякой части, как то в ней, что относится к [ее] делу. Великое начало вступившее в [граничную с небытием] последнюю (eoxaxov) часть, и из последней части простершееся в великое начало, единая природа, бытие и небытие). – Универсальный принцип обнаруживается даже в самой мельчайшей части, которая поэтому пребывает в гармонии с целым.
1238
La Pensee Chinoise. 1934. Также L. Abegg: Ostasien denkt anders. Atlantis Verlag, Zurich, 1949. Последнее произведение дает прекрасное представление о синхронистическом менталитете Китая.
1239
Г. проф. Паули дружески обращает мое внимание на тот факт, что Нилъс Бор для обозначения того обобщения, что опосредует между представлением о дисконтинууме (частица) и континууме (волна), пользуется выражением «соответствие», первоначально (1913–1918) сформулированным им как «принцип соответствия», а позднее (1927) – как «аргумент соответствия».
1240
«Одно стечение, одно слияние дуновений (conflatio), все в одном восприятии. Все воспринимается в отношении целого, в отношении же части, [воспринимаются] части, [содержащиеся] в каждой части с намерением действовать. Великий принцип действует вплоть до самой внешней части, от самой внешней части он доходит до великого принципа, одна природа, бытие и небытие». – (пер. с греческого дан Юнгом.) – Прим. перев.