Однако во времена, благоприятные отсутствию искренности, человек вынужден преступать строгость законности. Потому-то всевеликий Афанасий[114] уступил обстоятельствам и, спустя небольшое время [после того, как Сидерий стал в Палайбиске и Гидраксе епископом], когда в Птолемаиде обнаружилась нужда возгреть и раздуть еще теплившуюся искру православия, приказал ему перейти в центральный город провинции и управлять митрополией[115]. [Спустя некоторое время] старость вернула его в соседние церкви [маленьких городков], где он, не бывший преемником никому[116], умер, не оставив себе преемника. Палайбиска и Гидракса после этого вернулись в прежнее подчинение, т. е. к епископу Эритры[117] – по решению, говорят, твоей священной главы. На последнем все особенно настаивают, т. е. на том, что тебе не должно отменять своего же приказа. Письменного же документа [, свидетельствующего об этом,] они представить, по-видимому, не могут, ибо я требовал от них этого, но они ссылались на свидетельство епископов, присутствовавших в собрании[118]. Последние же утверждали, что предоставили народу самому определиться с Павлом, подчиняясь письму, пришедшему из Александрии. А поскольку, по мнению всех, он есть епископ, то одни объявили[119] его епископом, а другие возвели на епископский трон[120].
Если позволишь мне высказаться, святейший отец, именно это и был для тебя удачный момент, чтобы подумать, ибо отобрать куда горше, чем не дать. Однако пусть и сейчас возобладает то, что решит твоя отеческая глава. Ибо если то, что тогда казалось тебе справедливым, было справедливым и для них (а именно это они и ставят на вид), в таком случае то, что это теперь уже не кажется тебе справедливым, в корне меняет дело: что ты решишь, то и станет для толпы справедливым. Ибо послушание – жизнь, а преслушание – смерть[121]. Потому, собственно, верующие и не поднимают рук на тебя, но умоляют «не сделать их сиротами при живом отце» – так именно они и говорят.
Что до меня, то я не знаю, хвалить мне этого юношу[122] [Павла] или ублажать[123]. Ибо должно либо обладать искусством и силой, либо божественной благодатью[124], чтобы, как он, умиротворять и восхищать толпу, чтобы без него всем была и «жизнь не в жизнь». Потому пусть в этом случае твое решение будет человеколюбивее твоей человеколюбивой природы; мне же следует вернуться в митрополию[125] и ждать от тебя указаний о том, что следует предпринять.
Вернемся, однако, к предпринятому мною в те четыре дня, что я был у них, да не останешься ты в неизвестности относительно каждого из моих решений. И не удивляйся, если мне случится сказать иногда хорошо, а иногда и плохо об одном и том же человеке[126] – различие в суждениях в этом случае вызывается не людьми, но их делами, одни из которых заслуживают похвалы, другие же – порицания.
Хорошо было бы, если б между братьями во Христе никогда не возникало ссор; но если ссора все же возникла, – лучше, чтобы она сразу утихла. Это [мое убеждение] было причиной того, что – повинуясь полученному письму, – я согласился быть третейским судьей и вынес решение относительно следующих спорных дел.
В поселении Гидракса есть наиболее возвышенное место; в древности там была мощнейшая крепость, но Бог растряс ее, и она стада покинутыми развалинами[127]. Вплоть до последнего времени разные ее части были приспособлены под разные нужды. Нынешнее военное время сделало это место ценным – ибо его возможно укрепить и использовать вновь, так же как в древности – и доставляющим выгоду обладателю. Таков предмет борьбы между нашими братьями (так было и с другими) – благочестивейшими епикопами Диоскором и Павлом. Епископ Дарнийский[128] [Диоскор] обвинял епископа Эритрийского [Павла] в умысле овладеть ему не принадлежащим: он утверждал, что Павел посвятил Богу участок, имеющий другого хозяина и, обзаведясь этим благочестивым предлогом, немедленно заступил насилием коварство. Когда благочестивейший Павел стал ему возражать, то заявил, что изначально эта земля принадлежала ему лично, и что раньше, чем благочестивейший Диоскор принял господство над этой местностью, там уже была освящена церковь. Но если вести расследование по этому делу, не давая себе слабины, истина обнаруживается довольно быстро. Все аргументы Павла оказались прокисшими[129]: ибо из того, что в случае вражеских набегов там возносили молитвы [спасавшиеся там] беженцы, не следует, что это место освящено Богу. [Следуя этой логике,] все горы и ущелья – церкви, и ничто не мешает им, так же как крепости, быть общественным местом[130], ведь во всех крепостях, когда землю грабят враги, осуществляются молитвы и таинства. А сколько домов во дни арианского безбожия становились местами совершения молитв и таинств? И от этого они ничуть не менее частные владения [нежели любые другие]. Но ведь и туда бежали, ибо ариане были врагами. Однако я отыскивал обстоятельства воздвижения[131] [церкви на крепостном холме, чтобы уяснить], произошло оно в результате дара, или согласия владельцев [места]. Мои разыскания ясно показали, что дело обстояло прямо противоположным образом. Один из епископов стремился взять, а другой не давал, поскольку был хозяином: наконец, один ушел с ключами [от крепости], другой же вскрыл ее, и поставил там алтарь, освятив маленький домик на самом гребне холма. К домику этому можно подойти, только пройдя через всю плоскую часть, так что это было [для Павла] средством присвоить весь холм.
114
Афанасий Александрийский был архиепископом Александрии с 328 по 373 г. Будучи противником ариан, пять раз отправлялся в ссылки. Вероятно, во время последней из них (в 365–366 гг.) Сидерий и был избран епископом Палайбиски и Гидраксы.
115
Постановление 15-го Никейского собора (325 г.) запрещало перевод епископов по службе, но из-за всплеска арианства в IV в. это правило нарушалось по обстоятельствам времени.
116
Сидерий был избран епископом еще при жизни своего предшественника по кафедре – епископа Ориона.
118
συνέδον– имеется в виду, конечно, общество местных клириков, окруживших по приезде Синезия.
120
τούς δὲ θρονιστὰς γενέσαι. Очевидно, этими двумя процедурами: объявлением (в том числе и донесением по начальству) и поставлением на кафедру действия поместных епископов, «рукополагающих» коллегу, обычно и ограничивались.
121
Очевидно, как в смысле папской титулатуры, так и в смысле реальности «папизма» в римо-католическом смысле папизм александрийский оформился раньше и, по сути, от нынешнего не отличался ничем.
122
Синезий явно преувеличивает молодость Павла: по закону кандидат в епископы должен был быть не моложе 40 лет, а Павел уже 11 лет занимал кафедру, т. е. ему к моменту написания письма должно было быть не меньше 51 года. Возможно, Синезий называет Павла «юношей» в противоположность «старикам» – старейшим епископам (см. выше прим. 106).
125
Т. е. в Птолемаиду, которая была гражданской, военной, а после реформ Диоклетиана стала и религиозной столицей Пентаполя.
130
Эта аналогия церквей (ἐκκλησίαι) и «общественных мест» (δημόσιον) есть само существо дело в этом споре. Павел Эритрийский исходит из парадигмы полисного народоправства, где все «общественные места» – суды, тюрьмы, бани, архивы и т. п. – еще не отчуждены в сферу некоего далекого и безличного «государства», но и построены вскладчину гражданами, и им же (или их детям) принадлежат; в его парадигме «народ» или «общество» = «государство». Соответственно, все, что оборудовано гражданами для своих нужд, и есть собственно «общественное место», «государственное место». В этой логике, и горы и крепостные руины равно принадлежат «народу Гидраксы». Синезий же и защищаемый им Диоскор считают общественные места принадлежащими строго «государству» – Константинопольскому Царю или Александрийскому Папе: эта собственность, кто бы и как бы ни создал ее, отчуждена от поместной общины. В рамках такого дискурса горы «общественными местами» оказаться никак не могут, даже если занимают важную роль в жизни местного «общества», ибо, очевидно, ни царем ни папой никак не востребованы. Исходя из этой мнимой самоочевидности, Синезий и шутит над Павлом. В парадигме Синезия ничто не может оказаться «общественным» (т. е. царским или папским) ни по факту востребованности местным обществом, ни по факту постройки силами местных общин.