— Всё правда, — горестно признался он. — Я просто не хотел никому ничего объяснять. Даже тебе. У Наденьки шансов нет, да она меня почти и не узнает, а я нормальный мужчина, по идее должен как-то нормально жить, но… Я Наденьку по-прежнему люблю, И ничего не могу с собой поделать. И ни на одну женщину не могу посмотреть вот так… как мужчина. Ни к одной не тянет… совсем… Это, видимо, потому, что я не совсем нормальный всё-таки мужчина. Тряпками занимаюсь и сам — тряпка.
Надежда умерла через месяц после того, как Рита и Веня окончили вуз. Умерла тихо, во сне. Веня несколько дней не просыхал от слез. А потом повесил на самое видное место её большую фотографию, которую никогда не снимал и по поводу которой всегда спокойно говорил женщинам, появлявшимся в его жизни: "Это моя любимая покойная жена". Другая жена у него так и не появилась. А семья образовалась. И это были Рита и ее дочка Галя.
— Между прочим, — сказала Рита дочери, — когда мы с твоим отцом развелись, тебе было всего шесть лет. И в первый класс тебя повели мы с Веней…
— …который, по сути, и заменил мне отца, который со мной вошкался-тетешкался и любит как родную дочь, — немедленно отреагировала Галка. — Мамуля, я все это помню, знаю и обожаю Веника.
— Перестань называть его Веником, — в тысячный раз предупредила Рита и принялась резать помидоры с огурцами, взрощенные, естественно, в парнике, но все равно пахнущие свежестью и летом.
До официального лета оставались две недели, но в последние три дня погода словно сказилась — дул нетипичный для Новосибирска северный ветер, который принес похолодание и мелкий, совершенно осенний дождик. Серые набухшие тучи лениво передвигались по небу, то наползая на солнце, то позволяя ему вонзиться лучами в жаждущую тепла землю, время от времени роняли похожие на острые иголки слезы, затем замирали и вновь принимались капризно плакать.
Феклистов, похоже, ушел из дома в момент короткого небесного просветления, не удосужившись узнать сводку погоды, и теперь явился к Еланцевым в светлых брюках и светлых штиблетах. Светлыми, впрочем, они были с утра, а теперь напоминали нечто с темным бесформенным орнаментом.
— Девули! Это какой-то кошмар! — Веня поддернул светлый плащ с грязным подолом, демонстрируя полное безобразие, в которое превратился его эффектный прикид.
— А ты зачем в такую погоду вырядился, словно плантатор? — совершенно бесцеремонно подколола Галка.
— А при чем здесь плантатор?
— При том, что они живут в жаре и любят рядиться в светлые одежды.
— Но когда я уходил, было солнечно, — принялся оправдываться только что жаждавший участия Веня.
— А когда ты прошел триста метров, полил дождь?
— Откуда ты знаешь?
— Веник! — покачала головой Галка и принялась стаскивать с Феклистова плащ. — Уже три дня стоит поганая погода, а ты все время надеешься, что к тебе она будет благосклонна.
— Перестань его пилить, — вмешалась Рита. — А ты, Веничек, иди в ванную, снимай брюки, пусть маленько подсохнут, потом их тебе постараюсь почистить.
— Вот, учись, Галюсик, твоя мама — добрая женщина. А ты мне только нотации читаешь. — Надул губы Веня, надевая свои персональные тапки, которые, периодически сменяя друг друга, годами хранились в доме Еланцевых.
Феклистов нарисовался в кухне через несколько минут, уже без костюма, но зато в красивом темно-синем шелковом халате — тоже исключительно персональном, оставленном год назад, когда Веня в течение двух месяцев жил у Еланцевых, пережидая ремонт в собственной квартире.
— Кстати, когда я сидел у себя в кабинете, именно дождь навеял мне одну идею, — сообщил Феклистов, усаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу. Он вообще любил свои идеи и мысли проговаривать вслух, разумеется, не первому встречному, но близким людям, кому мог доверить эти самые идеи и мысли, а если близких рядом не находилось, то беседовал с самим собой. Слушая звук собственного голоса, он как бы лучше улавливал смысл самих слов. На сей раз надежные слушатели были рядышком, что Веню изрядно вдохновляло. — Представьте, девули, эдакое соединение делового костюма с вечерним туалетом… У меня почти нарисовался эскиз, не хватало одной детали… совершенно особенной детали… — Он мечтательно устремил васильковые глаза в нависшее за окном серое небо и мгновенно рассердился: — Так нет же, сбили с мысли! В самый неподходящий момент!