— "Я, Вениамин Феклистов, официально сообщаю следующее. Если со мной случится какое-нибудь несчастье, от убийства до избиения, то винить в этом надо Святослава Анциферова, который работает…" Это что такое?! — взвизгнул стилист и отшвырнул в сторону только что стискиваемый руками лист. — Негодяй! Он сошел с ума!
— Вовсе нет. — Казик аккуратно подхватил мультифору за самый кончик и быстро спрятал в папку. — Всё так и есть. Вчера на Вениамина совершили нападение трое подростков. Но его спас прохожий. Впрочем, вы это видели.
— Ничего я не видел! — Святослав дернулся, намереваясь, очевидно, выпрыгнуть из кресла, но Казик ткнул его толстым пальцем в тощую грудь, и Анциферов, быстренько оценив неравенство сил, мгновенно замер, попытавшись, впрочем, придать своей груди некое подобие колеса.
— Всё вы видели! Иначе не сидели бы здесь, а находились в Первомайском сквере, где у вас назначена встреча с тремя подростками.
— Какой сквер?! Какие подростки?! Я ничего не знаю! Такую бумажку мог нашлепать на компьютере кто угодно! Меня хотят оскорбить! И напугать! Но я не из пугливых!
В этот момент он напоминал цыпленка, силящегося казаться хозяином курятника, но получалось хлипковато. Впрочем, как и само изумление с негодованием. Святослав Анциферов, признанный мастер причесок, по части актерского мастерства явно заслуживал лишь гнилых помидоров.
— Я вам обещал оказать услугу и окажу, — напомнил Казик. — Дам совершенно бесплатный совет. Тот случайный прохожий, опять же совершенно случайно, оказался весьма серьезным господином, отнюдь не отличающимся моей деликатностью. Одного из мальчишек он поймал, вы это тоже наверняка видели. Но вовсе не ограничился обычным подзатыльником, а привез в некое место и всё разузнал. А потом приехал к Феклистову и предложил свою защиту. Вы, конечно, вырядились некоторым образом… Но всё же не таким, чтобы вас совершенно нельзя было узнать. Мальчишка вас узнал по фотографии. У Феклистова есть ваши фотографии. А если вас показать живьем…
— Это не я! — перепугался якобы непугливый стилист.
— Это вы, — строго сказал Казик. — И мой вам совет. Не хотите иметь дело с серьезным господином, лучше честно и откровенно поведайте мне: зачем вам понадобилось кого-то натравливать на Вениамина? Если я решу, что причина не очень серьезная, ограничусь простым порицанием. Ай-яй-яй… Вас это устраивает?
На размышление Святославу хватило десяти секунд.
— Он крутил роман с моей сестрой!.. И он её бросил!..
— То есть вы вступились за честь сестры? — не без иронии уточнил Казик.
— Да, вступился! — вскрикнул, а точнее, взвизгнул Анциферов. — Об этом уже сплетничают… говорят чёрт знает что! И меня постоянно приплетают! Это портит мою репутацию! А у меня серьезные клиенты! Я хотел помирить Веньку с сестрой! Мы ведь из одного круга, мы бы могли вместе так развернуться!.. — Свят осёкся, судорожно сглотнул и проговорил с обидой: — Я с ним пытался объясниться, а он мне всяких гадостей наболтал и ещё свою подружку Маргариту на меня напустил… Да! — вновь возвысил голос Анциферов. — Я захотел отомстить… вот! Чтобы ему физиономию его драгоценную набили!
— А легкое сотрясение мозга, которое вы тоже заказали?
— Какое еще сотрясение?! Это я испытал потрясение! А мозги мне его ни к чему! Мерзавец! Даже если он к сестре на коленях приползет, я сам его выгоню! Выкину! С лестницы спущу!
Аркадий Михайлович представил, как статуэточный Анциферов будет выкидывать и спускать с лестницы высокого и весьма крепкого Феклистова, и усмехнулся. Дивное зрелище! Прямо трагикомедия. Впрочем… пока без эпилога.
Эпилог еще предстояло дописать. Или отказаться от него напрочь.
ГЛАВА 27
На сей раз они не позвонили. Грибанов знал, что так и будет, но всё равно сидел дома до девяти утра. Президент компании "Город", владелец давно и прочно отстроенной системы, по старой строительной привычке приезжал на работу к восьми. И только в последние дни сдвинул свой график на полтора часа, определив новую схему, которую по воле похитителей Карины превратил в собственное правило. Он всегда требовал, чтобы окружающие неукоснительно соблюдали его правила, но и сам соблюдал их твердо.
Лида дважды жарила яичницу. В первый раз один из "глазков" растекся, а он это не любил, и ждал, когда жена со второй попытки выложит на тарелку белые блины с ровными, слегка подрагивающими желтками. Вот такую яичницу он будет есть, и никакую другую. И кофе станет пить из крошечной чашечки, где уместится совсем мало жидкости и две — обязательно с горкой! — ложки только что перемолотых зерен.