— Да что с тобой? Я занята, — говорила она.
Ломакс был не в состоянии описать то, что с ним происходило. Непрерывно возрастающее сексуальное влечение. Профессиональная и сексуальная неудовлетворенность. Обсерватория, в которой нет возможности для занятий профессиональной деятельностью. Скучное ожидание перемен, которые никак не происходили. Растущие подозрения относительно Берлинза.
Ломакс решил рассказать о Берлинзе Кэндис.
— Перестань кричать, — сказала она ему.
Ломакс понял, что кричит и не может остановиться.
— Это все, что ты скажешь? — взревел он.
— Если честно, я не знаю, что говорить. Мне все это кажется невероятным.
— Невероятно глупым, — согласился Ломакс.
Он сидел на столе в своей комнате и пинал кресло ногой. Наконец кресло упало.
— Ты с кем-нибудь делился?
— Нет.
— Ломакс, бесполезно сдерживать свой гнев. Если будешь молчать, это ни к чему не приведет.
— Да Берлинз даже не собирается ничего скрывать. Если бы хотел, то добыл бы сколько угодно доказательств. Вчера он оставил на моем столе пачку бумаг, а на самом верху лежали эти расчеты…
— Какие расчеты? — строго спросила Кэндис.
Она находилась в клинике, и от ее голоса так и веяло белым халатом.
— Расчеты, которые изменяют данные.
— А ошибиться ты не мог?
— Я бы мог ошибиться в одной вещи, но не во всех сразу. Господи, я говорю о людях. Ты им веришь, а они предают тебя. Разочаровывают. Все они такие, черт подери!
Голос Кэндис посуровел:
— Не будь так строг к нему.
— Да я говорю обо всей человеческой расе, — заметил Ломакс.
— Даже об этой, как ее там, Джулии?
Ломакс замолчал. Ему не хотелось думать, что Джулия может измениться и разочаровать его. Однако Кэндис и не требовался ответ.
— По-моему, ты ошибаешься по поводу Берлинза, — настойчиво повторила она. — Даже если он способен обмануть тебя, то вряд ли способен солгать перед целым симпозиумом. Никогда в такое не поверю.
— Ты просто не хочешь верить.
Кэндис нравился профессор Берлинз. Она познакомилась с ним в обсерватории на дне открытых дверей, несколько раз профессор приходил к ним домой. Это было еще до развода, когда отношения между Ломаксом и Кэндис были напряжены и присутствие Берлинза уменьшало напряжение. Один раз он привел с собой жену — улыбчивую и седовласую.
— Не стой так близко к краю, — произнесла миссис Берлинз, когда ее муж, любовавшийся видом, подошел слишком близко к перилам веранды.
— Не волнуйтесь. Там безопасно, — быстро ответил Ломакс.
Он сам строил эту веранду. Однако Берлинз послушно вернулся к столу.
— Она ему как мать, — заметила Кэндис, когда гости ушли.
— Похоже, их это устраивает, — отвечал Ломакс.
Телефонный разговор не удовлетворил Ломакса. Кэндис не соглашалась, что у него есть основания подозревать Берлинза. Он снова начал кричать, и она повесила трубку. Ломакс еще раз пнул поваленное кресло, и оно покатилось по комнате. Вновь зазвонил телефон. Непрерывный сигнал означал, что звонок внутренний. Ломакс надеялся, что это Джулия, а если не Джулия, то хотя бы Ким. В последнее время она избегала его — с того случая, когда Ломакс забыл пойти с ней в кино.
— Мне хотелось бы переговорить с вами наедине, — произнес голос в трубке.
— Э-э-э… кто это?
Это оказался Берлинз, голос его был едва узнаваем. Ломакс почувствовал, что гнев вернулся.
— Что случилось?
Берлинз приказным тоном велел ему прийти к нему в кабинет.
Когда Ломакс вышел из здания, он заметил, что коллеги, разбившись на группки, разбрелись по стоянке и что-то тихо, но оживленно обсуждают. Добермен, Евгений и Макмэхон склонили головы друг к другу. Любопытные туристы поглядывали на них. Ломакс на всякий случай попытался отыскать глазами Джулию, но ее здесь не было.
Внезапно перед Ломаксом возникла Ким.
— Дерьмово, Ломакс, ах, как дерьмово, — произнесла она.
Казалось, впервые за несколько дней Ким заметила Ломакса. Она схватила его за руки и попыталась удержать.
— Дай же мне пройти. Меня ждет Берлинз, — сказал он.
Потом взглянул на Ким. Ее карие глаза стали такими огромными, что занимали чуть ли не половину лица.
— Знаю. Это все из-за меня. Я такое сделала… Я совершила ошибку. — Ломакс почувствовал, как пальцы Ким впились в его руку. — Ты возненавидишь меня. И никогда больше не заговоришь со мной. Но я ведь не специально…
Ломакс не знал, смеяться ему или плакать. Может быть, это одна из обычных шуток Ким?
Ким промолвила:
— Я рассказала ему, что ты зол на него.