— Этот фонд, — спросил Ломакс, — что… Я хочу сказать, зачем он?
— Папа боялся, что я просто растрачу все деньги. Он хотел, чтобы кто-нибудь заботился обо мне, поэтому решил, что, если мне будут нужны деньги, я должна объяснить для чего. А окончательное решение за «Сэш Смит».
— Потому что ты была несовершеннолетней, так?
— Нет, это постоянное условие.
— До конца жизни ты должна спрашивать, как потратить собственные деньги?
Френсис была судебным адвокатом, но когда Джулия вышла замуж за адвоката, управлявшего ее доверительным фондом, Френсис заменила его, потому что была единственной женщиной среди партнеров «Сэш Смит».
— Они подумали, что мне приятнее будет решать такие вопросы с женщиной. Это не занимало у нее много времени… нет, правда.
— Значит, если тебе нужны твои собственные деньги, ты спрашиваешь разрешения у Френсис?
Ломаксу не удалось изгнать из своего голоса недовольные нотки.
— Таково правило фонда. Папа хотел быть уверен, что я не наделаю глупостей.
— Ты же взрослая женщина. И вольна делать глупости, если захочешь.
— Папа не мог представить меня взрослой. Для него я всегда оставалась маленькой девочкой.
— И тебе нравится просить?
— Френсис всегда соглашается. Она — как ты. Тоже считает, что я взрослая женщина и не обязана объяснять, почему мне нужны деньги.
Ломакс вспомнил умное и привлекательное лицо Френсис. Вспомнил ее глаза — зеленые и проницательные. Он подумал, что, пожалуй, вчера вечером она понравилась ему.
— Тебе нравится Френсис? — спросил он.
Джулия помедлила.
— Иметь женщину-адвоката — не совсем обычное дело.
— То есть?
Она снова ушла от ответа. Конечно, женщина-адвокат — это не совсем обычно, подумал Ломакс. Она не приглашала Джулию на ленч, не разыгрывала отеческой опеки и не испытывала личного интереса. Френсис относилась к Джулии как к взрослой.
Они пересекли двухполосное шоссе с согласия по крайней мере трех улыбающихся водителей. Джулия продолжала флиртовать, но Ломакс больше не находил ее поведение унизительным. Для ранимой молодой женщины, оставшейся в одиночестве, это была одна из уловок, помогающих выжить. Сейчас Джулия вела машину, сосредоточенно нахмурившись. Лицо ее было бледным. Запястья так тонки, что, казалось, готовы переломиться. Она нуждалась в защите.
Компания «Сэш Смит» располагалась в центре города. Офис находился в одном из старинных домов конца девятнадцатого века. Улица считалась охраняемой исторической территорией, и даже асфальт недавно заменили каменной мостовой. Один из домов был открыт для туристов. Гидессы в чепцах и длинных платьях приглашали желающих войти. Однако специально посаженные деревья не могли скрыть современные постройки вокруг.
Джулия объяснила, что здание «Сэш Смит» изначально принадлежало богатому банкиру — иммигранту из Скандинавии. На стене висела доска с именем Джона Кристиансена. Изнутри дом был превращен в офис. Внизу в окружении телефонов сидел администратор. Жужжал факсовый аппарат.
Они прошли через холл. Стены были выкрашены белым и неровными углами спускались к не застланным ковром половицам.
Френсис не удивилась, когда вместе с Джулией в ее офис вошел Ломакс.
— Если вы настаиваете, чтобы доктор Ломакс присутствовал, полагаю, я вынуждена смириться. Хотя мне это не по душе, — сказала она.
Курт потянулся за чашкой кофе. Сегодня на нем был уже другой костюм.
— Мы все еще ждем, что полиция предъявит свои доказательства, — продолжила Френсис. — Однако исходя из вопросов, которые они задавали вчера, мы уже можем сделать вывод о том, какой линии они придерживаются.
— Вы имеете в виду деньги? — спросила Джулия.
Френсис промолчала, ответил Курт:
— У них есть свидетель, который рассказал достаточно, чтобы предъявить обвинение.
— Однако, — добавила Френсис, — они не сбрасывают со счетов и деньги.
Курт, который все еще возился с кофе, кивнул. Ломаксу хотелось, чтобы Курт занимался только кофе, но тот добавил:
— Они обнаружили большую сумму денег, переведенную с вашего счета на счет вашей падчерицы, и решили, что это шантаж. Похоже, они не слишком умны. Так что нам следует найти другое объяснение. С молоком или без, доктор Ломакс?
Курт обращался к Ломаксу с преувеличенной вежливостью, словно не замечая ни растительности на его щеках, ни мятой рубашки.