Кэндис начала готовить кофе, без стеснения передвигаясь по кухне, которая когда-то была ее собственной. Задела стопку кофейных чашек с их живописной плесенью — раздалось звяканье. Кэндис ополоснула стаканы и сделала детям холодные напитки. Затем отыскала две чистые чашки.
Джоэл и Хелен носились из комнаты в комнату.
— Папа, тебе нужно прибраться в доме! — прокричала Хелен.
— Только сегодня утром прибирался, — отвечал Ломакс.
— Это называется «прибирался»? — спросила Кэндис.
Дети выбежали на улицу. Когда они показались за верандой, Кэндис крикнула:
— Не залезай на дерево, Джоэл!
— Мам, — холодно заметил Джоэл, появляясь на кухне, — мне уже не четыре года.
Дети расшумелись. Им не нужно было объяснять, что это визит примирения, и дети радовались. Их настрой оказался заразительным, хотя Ломакс еще пытался сопротивляться.
— Зачем ты приехала? — спросил он Кэндис.
— Ну же, не злись.
— Если ты приехала, чтобы извиняться, то почему не извиняешься, а бродишь по дому, словно все еще живешь в нем?
— Ага. — Кэндис остановилась впервые после того, как вошла в дом. — Да ведь ты обиделся.
— Ты когда-нибудь задумывалась над тем, — начал Ломакс, повысив голос, — что это значит, когда тебя подозревают?
Теперь, после всех пережитых за последнее время несчастий, он понимал, что должен был ощущать Берлинз и что теперь испытывает Джулия. Это было разрушающее чувство. Оно отделяло подозреваемого от прочих людей.
Кэндис, сидя за столом, молча пила кофе. Свадебная фотография, на которой были запечатлены Джулия, Льюис, Ричард и Гейл, стояла прямо перед ней, но, казалось, Кэндис ее не замечала.
— Прости, — наконец промолвила она. — Ты должен простить меня.
— Нет, не должен.
— Прошу тебя. Ради детей. И ради меня. Иногда мне в голову приходят дурные мысли, и тогда я не могу остановиться. А когда вспоминаю, что говорила и делала… мне кажется, что это была не я. Ломакс, ты всегда умел останавливать меня. Это то, что ты всегда для меня делал.
— Теперь пусть этим занимается Роберт.
— Ему тяжело вмешиваться, когда речь идет о детях.
Ломакс присел рядом с ней. Кэндис выглядела спокойной. Они сидели за столом, обсуждая семейные дела за чашкой кофе. Именно так Кэндис и представляла себе их диалог. Именно так она привыкла решать проблемы. Кэндис зачем-то помешивала кофе.
— Кэндис. Я никогда не трогал Хелен и никогда не собирался этого делать. Иногда трудно очертить границу своей любви к детям или к кому-нибудь еще. Ты понимаешь меня?
Кэндис живо кивнула. Она больше не хотела недомолвок. Но Ломакс знал, что для Кэндис все гораздо проще. Во время развода Кэндис четко рассчитала, с какого времени они больше не должны спать вместе, и само это решение далось ей на удивление легко.
— Наверное, я сошла с ума, если подумала… Я хочу сказать, что, когда сегодня я увидела тебя рядом с Хелен… Скажи, что прощаешь меня.
Нет, Кэндис вовсе не сошла с ума. Ломакс спросил себя, а не была ли бурная демонстрация чувств со стороны Хелен вызвана стремлением девочки скрыть истинный характер отношений отца и дочери.
— Я прощаю тебя, — сказал Ломакс.
— Кто это? — спросила Хелен, вернувшаяся в кухню с пустым стаканом.
Она показала на фотографию.
— Ты же знаешь Джулию, — подсказал Ломакс.
Кэндис взяла со стола снимок и принялась с интересом разглядывать его.
— Действительно хорошенькая, — заметила Кэндис.
На лице Хелен появилась глуповатая улыбка. Она прислонилась к спинке кресла, на котором сидела мать.
— Джулия приятно пахнет. Она показала мне, как мыть руки.
Кэндис вытащила дочь из-за кресла.
— Ты ведь уже умеешь умываться, — сказала она.
— А Джулия показала мне способ лучше, — заявила Хелен, выходя из комнаты.
Кэндис не поднимала глаз от снимка.
— Как звали его детей?
— Гейл и Ричард.
— Значит, — задумчиво протянула Кэндис, — Гейл и ее отец мертвы.
— Представь, — сказал Ломакс, — что девушка, похожая на Гейл, пришла к тебе в клинику.
— Ну и?
— И что бы ты ей сказала?
— Хм… даже не знаю.
— Постарайся.
— Ну… хорошо, это полное уродство. Я имею в виду платье. Неужели она сама его выбирала? Если сама, то она просто не смотрела в зеркало, а если смотрела, то увидела там… я даже не знаю, как сказать… нечто несуществующее.
— А что в этом платье не так?
— Ломакс, ради Бога, оно ужасно. Оно выглядело бы ужасно на любой девушке, но в ее случае платье еще и подчеркивает полноту. Затем волосы… похоже, она даже не пыталась что-нибудь с ними сделать. Безжизненные, с расщепленными концами. Смотри, они словно выгорели. Их давно не стригли. И этот тусклый цвет. Похож на мышиный.