Давно готовился и ждал епископ Игнатий прихода смерти, вооруженный непрестанной молитвой именем Господа Иисуса Христа, и смерть, побежденная Христом, почтила жизнь во Христе, придя к верному рабу Христову, сообразно с выраженным им желанием, в тишине уединения, в час молитвы, при внимании, сосредоточенном в Боге, избрала даже положение телу, которое не нарушило бы благостояния духовного отходившего иерарха — инока, посвятившего всю жизнь свою подвигам деланий духовных, заповеданных Господом, покаяния и плача, руководясь в этих деланиях учениями по преимуществу духоносных аскетов Египта и Палестины. Шедший этим путем не мог не прийти к блаженствам, обетованным Евангелием за эти добродетели.
Лицо почившего епископа, по перенесении тела на стол, сияло радостью светлой, неземной. На левом виске заметна была синяя жилка, спускавшаяся около уха по щеке полоской кровяно — красного цвета — вероятно, след пути, которым смерть вошла в тело.
Беседуя с одним из близких ему учеников о заповедях Евангельских, сказал святитель Игнатий: «Всякая явная добродетель не моя добродетель, по учению Самого Господа, заповедовавшего всякое Евангельское добро делать в тайне». И точно, все величие всежизненного подвига его, в его неописанном объеме, осталось в тайне его душевной клети, исповеданной и открытой, насколько он нашел нужным и возможным, в его сочинениях, но в полноте своей ведомой Единому Богу. Этой таинственностью, отличительной чертой всей земной деятельности своей, по точному смыслу Евангельских заповедей, запечатлел преосвященный Игнатий и свой конечный предсмертный подвиг. Сближая его поведание келейнику об извещении свыше святителя Тихона о дне его кончины «в день недельный» с письмом преосвященного к архимандриту Пимену, что он все Фомино воскресенье пролежал, ожидая смерти, и, наконец, в день кончины (воскресенье) приказание его келейнику поспешить скорейшей уборкой его спальни — наводят на мысль, что и ему был открыт день его кончины и определен, подобно как и святителю Тихону, «днем недельным».
Для утешения нам, осиротевшим духовным чадам своим, владыка оставил определительное указание о земном пути своем, о том, куда стремился он жизнью и куда, веруем, достиг, благодатью Господа Иисуса Христа, всеспасительным именем Которого неустанно вопияло его сердце умной молитвой к Богу о помиловании. «Взят я, — говорит он в предисловии к 5–му тому сочинений своих, — восхищен с широкого пути, ведущего к вечной смерти, и поставлен на путь тесный и прискорбный, ведущий в живот. Путь тесный имеет самое глубокое значение: он подъемлет с земли, выводит из омрачения суетою, возводит на небо, возводит в рай, возводит к Богу, поставляет пред лице Его, в незаходимый свет для вечного блаженства».[273]
Замечательно, что в этот же праздник в воскресенье недели Жен Мироносец, скончался и преподобный Нил Сорский[274], известный делатель умной молитвы. Это сходство дней кончины как бы подтверждает замечаемое сходство внутреннего подвига нашего современного скитянина, как по нраву, по учению, так и по плодам их, с основателем в древности скитского жительства в России. Все это, конечно, может быть знаменательным не для всех; но те, которые ведают молитвенное подвижничество святителя из личного с ним сопребывания, или пользуются и руководствуются в этом делании его писаниями, не могут не слагать этого в сердце, в созидание священной для них памяти о своем духовном отце и наставнике.
Трое суток стояло тело епископа Игнатия в келиях его, неизменно сохраняя светлое выражение лица, затем оно стало припухать и было перенесено в соборную монастырскую церковь святителя Николая, но ко дню отпевания и погребения опухоль совершенно опала, только ногти на пальцахпосинели. По миновании шести суток, 5 мая, в пятницу, совершена была заупокойная литургия и отпевание преосвященным Ионафаном, епископом Кинешемским, викарным Костромским[275]. По его распоряжению, отпевание совершалось по чину служения Пасхального. По окончании отпевания он произнес надгробное слово и простился с почившим, за ним прощались сослужащее духовенство, монастырское братство и все присутствовавшие, во главе их начальник Костромской губернии, тайный советник Доргобужинов. Затем тело в открытом гробе было обнесено с крестным ходом кругом церкви святителя Николая и внесено в больничную монастырскую церковь св. Иоанна Златоустого и преподобного Сергия Радонежского, где, по обычной литии, закрыли крышку и гроб был опущен в склеп за левым клиросом.
274
Нил Сорский (ок. 1433–1508) — великий старец, основатель первого на Руси скита близ Кирилло — Белозерского монастыря. Враг всякой внешности, он был строгим аскетом во внутреннем духовном смысле, главным в монашестве считал не телесный подвиг, а внутреннее делание очищения сердца от страстей.
275
Ионафан (И. Н. Руднев, 1818–1906) — епископ Кинешемский, архиепископ Ярославский и Ростовский.