– Да, – ответил Уилл. – Я бы хотел знать, отчего Молли так страдает, но она не хочет об этом говорить. Ну, например, о ваших родителях.
– Молли всегда говорит, что нельзя оглядываться назад. Что нужно жить только будущим. – И Майк опять покосился в его сторону. – Просто она не любит вспоминать. У Молли была довольно трудная жизнь.
– Я уже догадался об этом. Ты рассказал мне, что ваша мать покончила с собой. А что случилось с отцом?
– Мой отец в тюрьме. Сидит за вооруженное ограбление. – Майк произнес это с оттенком гордости. – О своем отце Молли ничего не знает. Он ушел, когда она только родилась, и с тех пор от него не было никаких вестей.
– У вас разные отцы?
– У нас у всех разные отцы. Ну, разумеется, кроме близнецов.
– Выходит, ваша мать была не раз замужем. Майк покачал головой.
– Она была замужем за отцом Молли и, я думаю, за отцом Эшли. После этого, как мне кажется, она уже не связывалась с замужествами.
– Она была хорошей матерью? – Уилл старался придать своему голосу оттенок невозмутимости.
– Иногда. Иногда она бывала лучшей в мире мамой. – У Майка дрогнул голос, и он глубоко вздохнул. Уилл понял, что, как и Молли, Майк до сих пор переживал кончину матери. Через какое-то мгновение Майк продолжил: – А иногда – нет. Иногда она попросту уходила от нас с каким-нибудь мужчиной.
Или пыталась покончить с собой, и тогда ее забирали в больницу. К нам приходили работники социальной службы и развозили нас по приютам. Я побывал в семи из них.
– А Молли?
– Она тоже жила в приютах, но постоянно сбегала оттуда. В конце концов ее упекли в приют для девочек. Она говорила, что ей там больше понравилось, но однажды ее поймали на краже в магазине, и вот тогда она оказалась в исправительной колонии.
– И как долго она там пробыла? – тихо спросил Уилл. Он понял, что в этой жалостливой сказке и кроется разгадка тайны Молли. Ее гордости, резкости, нежелания подпускать к себе слишком близко кого бы то ни было. Ее защитная реакция сформировалась суровой школой, пройти которую и выжить он сам вряд ли смог бы.
– По-моему, года два. Ее выпустили, когда ей исполнилось восемнадцать. Она стала жить с матерью. Знаете, в колонии ее обучили мастерству конюха, и когда она вышла, устроилась на работу на Уайландскую ферму. Так что мама была рада тому, что живет с ней.
– А вы тогда жили с мамой? Кто-нибудь из вас? Майк покачал головой.
– Когда Молли узнала, что может арендовать дом как работник конефермы, мама забрала всех нас из приютов. Мама и Молли заботились о нас, Молли работала, и даже когда у мамы случались срывы, все было не так страшно, потому что Молли была радом. Мы все были счастливы, как мне кажется, а потом мама опять ушла от нас и покончила с собой. Молли говорила, что мама больна, неизлечимо больна, как болеют раком, только у нее этот рак был в голове. Она не хотела убивать себя, но просто не могла удержаться. – Последнюю фразу Майк произнес уже еле слышно.
Уилл с трудом подавил в себе инстинктивное желание положить руку на плечо мальчику. Ему показалось, что Майку этот жест не понравится. Парень был таким же гордым, как и Молли.
– Так после смерти матери вам не пришлось возвращаться в приюты? – спросил Уилл через мгновение.
Майк покачал головой.
– Мне кажется, Молли никому не сообщала о смерти матери. Она продолжала заботиться о нас, и Эшли к тому времени уже подросла и помогала ей, так что мы остались все вместе.
Уилл какое-то время молчал, осмысливая все сказанное. Потом, умышленно сменив тональность разговора на более непринужденную, спросил:
– У Молли всегда было много поклонников? Майк посмотрел на него.
– Вы здорово втрескались в нее, да? Уилл пожал плечами и улыбнулся.
– Да, пожалуй. Только не говори ей, хорошо?
– Ладно. – От Уилла не ускользнуло то, что Майк был явно доволен таким проявлением мужской солидарности.
– Итак? – спросил Уилл.
– А, вы про поклонников. – Майк задумался на минуту. – Да, насколько я помню, вокруг нее всегда крутились парни. Она ведь такая симпатичная, сами знаете.
– Да, знаю, – сухо произнес Уилл.
– Уилл, – обратился к нему Майк, повернувшись так, что оказался с ним лицом к лицу. Уилл обратил внимание на то, что Майк впервые назвал его по имени. И еще догадался по его искреннему тону, что Майк намерен сообщить ему нечто очень важное.
– Да? – заторопил его Уилл.
– Молли – очень хороший человек. Много парней вьются вокруг нее, но она… она…
Уилл уже знал, что пытается сказать Майк.
– Не из тех, кто доступен? Я знаю.
– Я просто хотел, чтобы вы это знали.
– Спасибо, я это ценю. Как и то, что ты мне рассказал обо всем. – Уилл посмотрел на циферблат часов на приборной доске. – Ты знаешь, что уже второй час ночи? Тебе ведь завтра в школу?
– Да, – сказал Майк без особого энтузиазма.
– Тогда тебе лучше отправиться в постель. Идем, я провожу тебя до дома. Ты залезешь обратно в окно, запрешь его и ляжешь спать, слышишь меня?
– Слышу, – ответил Майк.
34
На следующий день Уилл явился перед самым ужином как ни в чем не бывало. Был такой же чудесный день бабьего лета, сотканный из солнечного света и легкого бриза, и даже вечером было тепло. Дуб, росший во дворе, скинул почти всю листву. Занятая приготовлением ужина, Молли посмотрела в открытую дверь, заслышав лай Порк Чопа. Сквозь сетку она различила автомобиль Уилла, затормозивший возле дома, а потом и самого Уилла, шагавшего по устланному золотисто-красным ковром листьев двору. Он был в сером спортивном костюме, под мышкой у него был большой, упакованный в яркую бумагу сверток.
В Молли смешались противоречивые чувства. От одного вида Уилла у нее заныло сердце; нахальство, с которым он продолжал наведываться к ним, как будто ему были рады, вызывало в ней злость. И, несмотря на твердую решимость поставить крест на личных отношениях с ним, она испытывала естественное удовольствие при виде подарка, который он нес. Молли не отказывалась от намерения вычеркнуть его из своей жизни, но все-таки было лестно, что он продолжал ухаживать за ней.
Разумеется, подарок не мог ничего изменить в их взаимоотношениях, но это был верный признак того, что мужчина желает примирения.
Мужчины все одинаковы: получая отпор, развивают наступление.
У Молли выдался очень трудный день. Поскольку ей не пришлось выходить на работу – вторник был выходным днем в Кинленде, – она нагрузила себя массой других дел, лишь бы не думать об Уилле или о чем-то другом. Она убралась в доме, сходила в прачечную, съездила в Лексингтон, походила по комиссионным магазинам в поисках подходящего платья для Эшли, ведь до школьного бала оставалось несколько дней. Ей очень понравилось шелковое открытое, на бретельках, платье цвета слоновой кости длиной до колена. Она купила его по смехотворно низкой цене с таким расчетом, что сможет вернуть, если Эшли не одобрит ее выбора. Эшли уже примерила обнову и пришла в восторг, хотя у Молли и появились некоторые сомнения. Ей показалось, что платье Эшли не по возрасту, но она решила, что, если до пятницы не найдет ничего более подходящего, вполне сгодится и это.
Молли рассчитывала убедить Эшли прикрыть чем-то обнаженные плечи.
Эшли сейчас была на кухне и, радостно напевая что-то себе под нос, готовила картофельное пюре. Молли вилкой переворачивала поджарившихся с одной стороны цыплят, краем глаза наблюдая за бурлящим в кастрюле зеленым горошком. Сэм и Сьюзан сидели за столом, заканчивая художественный проект из пластилина. Майк был в гостиной – как предполагалось, занимался своим рефератом.
– Это Уилл! – радостно воскликнула Сьюзан, когда Уилл постучал в сетчатую дверь. Вскочив из-за стола, она бросилась открывать дверь и замерла, широко раскрытыми глазами уставившись на подарок.
– Это для Молли? – с благоговейным трепетом произнесла она, когда Уилл прошел на кухню.
Молли, повернувшись к гостю спиной, приготовилась выразить презрение и ему, и подарку.
– Нет, – весело сказал Уилл, игнорируя ледяное молчание Молли, и окинул мимолетным укоризненным взглядом ее фланелевую рубашку, спортивные брюки и босые ноги. – Это для Эшли.