Уже вечер наступил. Тепло. Окна в оркестровом классе настежь… Под окном, на площади, прислушиваясь к музыке, прогуливались молодые мамаши с колясками… Старший мичман Веселов уже на часы поглядывать чаще стал (дома знают о приезде гостя, жена стол накрыла, ждут).
«Р-раз, р-раз… Теперь вы сюда, сюда, сюда… Три шага, три шага. Так, теперь прямо…» — командовал Александр Кобзев.
В общем грохоте музыки и не расслышали стук в дверь. Увидели появившихся в дверях группу военного патруля, во главе с морским офицером. Лейтенант и два старших матроса. Серьёзные, с некоторым уважительным любопытством на лицах, но с повязками на рукавах «патруль». Дирижёр, капитан второго ранга (подполковник, если по-материковски), отмахнул рукой. Музыка смолкла. Что такое, в чём дело? — говорил недовольный взгляд дирижёра, как и лица остальных музыкантов. Лейтенант лихо кинул руку к фуражке.
— Товарищ капитан второго ранга, дежурный офицер наряда лейтенант Маркин, разрешите обратиться к… товарищу Кобзеву, к прапорщику Кобзеву.
— Да, обращайтесь, — разрешил дирижёр. — А что такое?
— Да ничего особенного, товарищ капитан второго ранга. Поступил приказ, срочно доставить товарища к военному комиссару… Ничего серьёзного, небольшая формальность, наверное. Раз, два, туда-обратно.
Дирижёр, озадаченно глянул на Кобзева, извини, мол, брат, ничего не понимаю.
— Да? — переспросил он и, явно уговаривая лейтенанта, пояснил. — Мы только разыгрались. Может, мы доиграем?
Словно в подтверждение, Кобзев смахнул пот со лба.
— Или чуть попозже, товарищ лейтенант, — попросил он. — Я не всё ребятам показал.
Дирижёр с готовностью поддержал гостя:
— Нам это очень важно!
Нет, лейтенант был непреклонен, находился при исполнении.
— Никак нельзя, товарищ капитан второго ранга, извините… Приказ — «срочно». Под грифом «немедленно к исполнению». Я обязан выполнять. Мы на машине, мы быстро… Пройдёмте, товарищ Кобзев. У нас здесь военный режим. Особый район. Так что, прошу.
Пожимая плечами, Кобзев послушно разобрал кларнет, сложил в футляр. Кивнул музыкантам:
— Вы продолжайте, как я показал, лучше без музыки сначала, под счёт. Я сейчас.
Оставил кларнет на стуле, направился к двери. За ним шагнул и старший мичман Веселов.
Лейтенант остановил.
— А инструментик этот — вы на стуле оставили — ваш?
— Да, мой, личный, — признался Кобзев.
— Тогда прихватите, на всякий случай, — простецки улыбаясь, приказал дежурный офицер. — Мало ли…
Что имел в виду лейтенант, говоря «мало ли», понять можно по разному, но не пропадёт инструмент в оркестре, это ясно, читалось на лицах остальных музыкантов. Обижаете, товарищ лейтенант, смотрели на него с укором. Не только прервал, но и обидел.
Кобзев вернулся, взял инструмент, сумку с материковскими подарками другу, и шагнул вслед за лейтенантом. Лейтенант успел ещё извиниться перед музыкантами, обернулся, кинул щеголевато руку к фуражке:
— Извините, товарищ капитан второго ранга, товарищи музыканты, служба.
И вышел. Замыкая шествие, шагнул и старший мичман Веселов.
13
Неоплан «Москва-Воронеж
Время уже к вечеру.
Автобус торопится.
Спешит и Евгений. Первый день отпуска. Начало. И не только поэтому, хотя и это тоже. Давно на своей родине не был, на малой. Где в интернате жил, где учился. Где первый раз в кружок духовой музыки пришёл. Трубу в руки взял. Дядя Серёжа, руководитель, прослушал его тогда, принял. Учил потом. И дядя Веня, конечно, дяди Сашин помощник. Влюбили Женьку в музыку, не в эстрадную, в духовую… Вальсы, танго, фокстроты, марши. И марши, конечно, теперь — военные.
Всё собирался приехать, собирался, раньше, до этого. Не получалось. То одно, то другое. Теперь вот едет. Едет, едет! Как там деды? Изменились? Постарели? Помнят ли? Как посёлок, интернат, клуб? Волнуется Евгений, нервничает.
Посёлок Нижние Чары (куда ехал Евгений) возник из-за поворота сразу и во всей красе. Словно праздничный разнос, в скучной столовой, раскрашенный весёлыми красками. Яркий и красивый. Автобус въехал в старинный посёлок, словно в другую эпоху нырнул. В начало девятнадцатого.