Наконец новенькая официантка Зина, которой наш неугомонный брат сталкер уже успел дать кличку Балда (за сообразительность!), принесла мне мой омлет.
Омлет задорно шкварчал на чугунной сковородке.
Аппетитно пахло жареным луком и шампиньонами.
Смешно, конечно, с этими шампиньонами выходит, подумал я. Окрестные леса ломятся от ценных грибов — подосиновиков, боровиков, маслят, а всюду, включая наши сталкерские забегаловки вокруг Периметра, все равно готовят грибные блюда исключительно из одних шампиньонов. То есть из грибов, выращенных искусственно на смеси коровьего говна с желтой соломой.
Сверху золотистое, поджаристое солнышко омлета было присыпано мелко накрошенной зеленью — петрушкой и укропом — и притрушено смесью паприки с черным перцем.
Не торопясь, медленно, я втянул ноздрями запах.
Он был чудесный! Непередаваемый!
Тому, кто никогда не был в Зоне, где правит бал Костлявая, не понять, какую глубинную радость способны приносить бродяге-сталкеру обыденные, сугубо бытовые вещи — вишневый штрудель, бифштекс, шашлык из тигровых креветок… Зона бездуховных обывателей делает из нас, вот что!
Когда в бар вошел ефрейтор Шестопалов, я поначалу вообще не узнал его.
Начать с того, что теперь на нем была не армейская камуфляжка, а нормальная человеческая одежда — куртка, джинсы, ботинки.
И даром что куртка у него была кожаной, самого невзыскательного фасона имени вьетнамских рядов вещевого рынка, а джинсы — дешевенькими, с китайских рядов! Я не сноб. К одежде не придираюсь. Я про другое. Про то, что он больше был не «ефрейтор», а «просто Шестопалов», пацан с района. Я проглотил последний кусок омлета и встал, чтобы подать ему руку.
— Здоров, Комбат, — сказал Шестопалов, беспардонно оглядывая меня с головы до ног. — В Зоне мне казалось, ты ростом повыше.
— Привет, — сказал я, снисходительно проигнорировав ремарку про рост.
Что ты хочешь? Молодежь — не задушишь, не убьешь.
Вдруг я поймал себя на том, что не знаю, а может, просто не помню, как моего собеседника зовут по имени. Вчера вечером, когда ефрейтор звонил, чтобы забить стрелку, он, кажется, представился «Шестопалов, ты должен помнить»… Или имя он все-таки называл? Увы, во время звонка ефрейтора на мой мобильный я рыдал слезами под самый популярный хит сезона, пьяный в дым. Хит назывался «Весна на Заречной улице». И был посвящен, да-да, Заречной улице мертвого города Припять. Слова у песни были очень душевные:
Или следующий куплет — душевный такой! Вот послушайте:
Спросите, а чем мне эта старая песня так уж нравится, чтобы прямо рыдать? Так я вам скажу — тем, что она про мою биографию.
Это меня, меня вывела в люди лощина возле Агропрома. Как-то, за одно утро, я набрал артефактов на десять тысяч уев — были там и «бенгальские огни», и «кристаллы», и «светляки», и «лунный свет»… Да чего только не нашлось! Как будто во сне — тотальная сбыча мечт!
Все найденное в лощине у Агропрома я загнал торговцу по имени Зулус.
Да, тогда Зулус нагрел меня как пацана. Но даже на то, что я получил, я смог снять себе в поселке сносную хату с микроволновкой и работающей душевой кабиной, купить юзаную тачку и вообще перейти из категории «подающий надежды бездомный малолетний отмычка» в категорию «начинающий сталкер-добытчик, врастающий корнями в Призонье».
Впрочем, я отвлекся. Мы же говорили о Шестопалове, который вроде бы не назвал своего имени, а если бы даже и назвал, то я его не запомнил.
— Чего изволите? — спросила официантка Зина-Балда, вежливо, и как мне показалось, со значением, скалясь Шестопалову.
— Мне — воды. Если можно кипяченой… А то бабла совсем нету, — как-то сразу застеснялся он.
Мне стало жаль солдатика. Да и его честность меня приятно удивила. Большинство моих приятелей сталкеров лучше сдохнут, чем признаются, что у них «бабла нету». Будут до последнего изображать из себя олигархов в гриме и заказывать «гуава коладу» со всяким «май таем».
— Да не парься ты, Шестопалов. Я угощаю. Пиво здесь хорошее, особенно ирландское. Кофе тоже ничего, но надо заказывать турецкий, все остальные сорта наливают из кофе-машины, а она тут та еще… Да и позавтракать не грех, когда угощают.