Как и первый, этот второй мутант перемешался с исключительной быстротой. Еще не успела приземлиться сорванная его многотонным туловищем железная крышка потерны (из которой мутант, кстати, явился), а он уже обвил своим языком ногу спецназовца, мирно блюющего близ бетонной опоры реактора. Мгновение — и голова несчастного уже была размозжена о стальное днище РБМК-1000!
В ту же секунду хамелеон обстрелял ядовитой кислотой обоих спецназовцев с автоматами «Вал-2» и, легко подпрыгнув, прилепился к борту биопроцессора на высоте третьего этажа.
Где и замер.
Тут бы его и принять в десять стволов! Но последствия пси-контузии не позволяли ввести в действие и два автомата, где уж там десять!
Огонь открыли только Тополь из подхваченного с земли спецназовского пулемета М.Е.Т.А. и я из автоматического пистолета… вы уже догадались какого? Правильно, Стечкина!
Не скажу, чтобы наши пули причинили хамелеону большой вред. Но по крайней мере он никого не сожрал в ближайшие три секунды — как видно, осмыслял, что за херня творится.
А вот Рыбин повел себя совершенно безрассудно.
Выхватив из ножен десантный нож, он бросился к хамелеону в самоубийственном желании одолеть его в рукопашной. Мне даже показалось, что Рыбин по-прежнему находится в гипнотическом сне, навеянном ловкими пси-манипуляциями сверхчеловека-без-гениталий!
Уверен: Рыбин стал бы следующей жертвой мутанта.
Но мне вдруг сделалось жалко этого немолодого и недоброго, но все же честного и справедливого человека с бриллиантом в ухе, от которого, между прочим, зависели жизни всех его бойцов!
А еще я подумал, что если хамелеон сейчас оторвет Рыбину башку своим могучим гуттаперчевым языком, то все его пацаны попадут под мою ответственность. Типа сиротки, потерявшиеся в центре Зоны. Даром что до зубов вооруженные сиротки. А так как ответственностью я был за последний день сыт по горло…
Короче, я издал боевой клич и, щедро поливая хамелеона из «стечкина», бросился наперерез Рыбину.
Я повалил его в каком-то бесконечно длинном кинематографическом броске — так защитники прыгают на нападающих в американском футболе.
Рыбин не сопротивлялся. Просто обмяк подо мной и даже позволил забрать нож.
Стоило мне обезоружить его и поднять глаза, как…
…Я окаменел от ужаса!
Хамелеон, спрыгнувший с генного процессора, нависал надо мной с самым плотоядным выражением своих шарообразных, с вертикальной чертой, глазищ.
Сейчас в воздухе просвистит его язык и…
— Снежок, лежать!
«Хорош Снежок. Ни одного белого пятна. Зеленый весь, с оранжевыми разводами… Наверное, радиоактивный снежок имелся в виду… Снежок, который будет идти над миром, погруженным в ядерную зиму», — некстати подумал я.
Команда «лежать» прозвучала откуда-то сбоку, кажется, со стороны коридора. Но я, конечно, не стал поворачивать туда голову — моим вниманием по-прежнему владел могучий монстр.
А монстр, вы не поверите, вместо того, чтобы совершить задуманное, замер и… лег!
Он выполнил команду!
Но чью команду? Команду своего хозяина?
Я повернулся на голос.
В ярко освещенной аппаратной стоял Вениамин Тау. Ну или человек, как две капли воды похожий на него. За исключением того, что одежда на нем была совсем другой: никакого халата, вместо него военный камуфляж, противогаз на груди, черные защитные очки-консервы.
Голос новенького весьма походил на вкрадчиво-слащавый голос Вениамина. Но все же… был немного другим, прокуренным, что ли?
Человек был безоружен. И это сразу расположило меня к нему — в Зоне начинаешь особенно ценить добродушных дурачков.
— Не знаю кто вы, но спасибо! — громко сказал я, взглядом указывая на замершего хамелеона.
— Я — Даниил Тау. Брат Вениамина, — с вежливой улыбкой мальчика из хорошей семьи сказал хозяин Снежка.
— А где сам Вениамин? — спросил я в основном для поддержания разговора, потому что правда меня совершенно не интересовала.
— Он со своим бесполым детищем предпочел оказаться подальше от господина Рыбина. И не могу сказать, что я его не понима…
Я упреждающе кивнул. Дескать, тоже не маленький!
— Я знаю, у вас тут был разговор, — продолжал Даниил, оставаясь в «аппаратной». — Точнее, я не только знаю о разговоре, но и слышал его весь, поскольку за этой лабораторией ведется круглосуточное видеонаблюдение.