Вот ублюдок…
— Но если хочешь помочь, то у нас с мамой есть еще три тарелки, которые нужно вынести. — Она указывает на три большие тарелки на стойке. Судя по всему, это салат из макарон, картофельный салат и странный куриный салат, который Оливия вчера вечером увидела в интернете и попробовала приготовить. Сандра моет руки и берет тарелку. Я тоже беру одну, а Оливия берет третью, но я забираю ее, удерживая обе тарелки в двух руках.
— Полегче, мамочка, — смеюсь я над ней. — Ты можешь лопнуть в любой день, и мне бы не хотелось, чтобы ты поскользнулась и испортила такой вкусный салат.
— О, ха-ха, — невозмутимо произносит она. — Очень смешно. — Оливия проводит руками по животу. — Не думаю, что он или она когда-нибудь вылезет.
— Он, — уточняю я, — выйдет, когда он будет готов. Просто расслабься и наслаждайся обедом.
Оливия и я решили не узнавать пол… Ладно, это ложь. Она решила. Она думает, что это возбуждающе, но я думаю, что это чертова пытка. Однажды я попытался подкупить узиста, чтобы она сказала, кто это, когда Оливия не смотрела. Я никогда не видел женщину такой оскорбленной. Можно было подумать, что я попросил ее показать мне грудь, пока моя жена не смотрит. Сейчас это смешно, но в то время это было ужасно.
Детская находится прямо через коридор от нашей спальни, и она до отказа забита всем необходимым для ребенка, но Оливия утверждает, что это не так. Я купил средство для чистки бутылочек, хотя Оливия планирует кормить грудью, но я сказал ей, что как только ребенок прикусит один из ее сосков, она очень быстро передумает.
Мы спускаемся по лестнице, и я смотрю на Дэррила, который самодовольно улыбается мне, потягивая пиво. Джексон смеется рядом с ним. Я ставлю тарелки на стол, и Селена хлопает в ладоши.
— Я чертовски голодна, — восклицает она, волнение окутывает ее слова.
— Вот как ты разговариваешь за обеденным столом? — отчитывает ее Сандра.
Плечи Селены опускаются, и ее светлые локоны спадают по ним.
— Прости.
Когда Сандра разворачивается и направляется к барбекю, моя мама убирает волосы с лица и наклоняется к Селене.
— Иногда ругаться — это нормально, — говорит она ей. — И я думаю, что быть голодной и видеть такое вкусное блюдо — это чертовски веская причина.
Я задыхаюсь.
— Мама!
Оливия, Мэдди и Селена смеются, прикрывая рты, словно маленькие школьницы.
— Что? — Моя мама хватает свой бокал и подносит к губам. Чтобы быть как все, она налила апельсиновый сок в бокал для вина. Она трезва с тех пор, как ее выписали из реабилитационного центра. И она совсем не скучает по алкоголю. Я рад за нее. Знал, что в конце концов она вернется к нам… Даже если мне пришлось заставить ее.
— Ты же знаешь, что Джексон должен сидеть за столом, чтобы поесть, — говорит Мэдди Селене.
Верно. Джексон и Селена перестали разговаривать после Вегаса. Из того, что Джексон рассказал мне, они все еще занимаются сексом, но сразу после этого она его выгоняет. Порочный круг.
— Знаю, вот почему я пью эту водку, как воду.
— Ложь, — вмешивается Оливия. — Ты не пьешь воду.
И снова все смеются, и мама тоже. Это был чудесный день, и я никогда не был так счастлив. Мы плавали в бассейне, пили хороший алкоголь, наслаждались компанией и готовили вкусную еду. Не могу дождаться, когда покончу со всем этим и лягу спать.
С тех пор, как я покинул MMAC, не могу сказать, что мой распорядок дня сильно изменился. Я по-прежнему рано просыпаюсь и хожу в спортзал. Тренируюсь с Джексоном и Дэррилом, а затем мы открываем тренажерный зал для клиентов. Зал переполнен. У нас было так много клиентов, что нам пришлось купить магазин велосипедов по соседству и расширить его, чтобы все вместились. Мы проводим ежедневные занятия. В общей сложности у нас двадцать шесть сотрудников и один стажер. Рик гордился бы Оливией, мной и всем, чего мы достигли вместе. Уверен в этом.
Я выдвигаю стул и сажусь, ожидая, пока Дэррил принесет стейки. Это единственное, что прекратит голодные спазмы у меня в желудке. Я искоса смотрю на Оливию, которая все еще стоит у своего стула. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Иди сюда. — Я похлопываю по сиденью. — Расслабь ноги. — Она качает головой.
— Нет… Я не могу сидеть.
Я хмуро смотрю на нее, и она опускает взгляд на свои ноги. Ее светло-голубые шорты становятся темно-синими прямо между бедер. Она начинает плакать. Оливия взволнованна. Я вскакиваю со своего места и бросаюсь к ней. Она крепко держится за меня, будто боится, что упадет, если я отпущу ее.
— Э-э, мам! — кричу я. — Что-то происходит.
Черт! Я месяцами допоздна читал книги о беременности, но теперь, когда это происходит на самом деле, понятия не имею, что делать. Мама визжит, заставляя нас с Оливией поморщиться.
— У нас будет ребенок! — кричит она.
В одну минуту я держу Оливию на руках, а в следующую нас окружают все остальные. Слова, приказы и информация вбиваются в мой мозг, и я едва могу мыслить здраво.
— Ты чувствуешь какую-нибудь боль? — спрашивает ее Сандра, и Оливия кивает.
— Тянет, — морщится она. — Но ничего слишком плохого.
— Нам нужно рассчитать время схваток, — говорит Дэррил.
Из заднего кармана он достает свой секундомер. Тот самый, которым он пользовался всю мою бойцовскую карьеру. Я приподнимаю бровь.
— Ты носишь эту штуку с собой?
Он пожимает плечами.
— Никогда не знаешь наверняка.
Я опускаю Оливию на ее место, и Дэррил протягивает мне секундомер. Как только Оливия садится, я засекаю время схваток, а наши мамы убирают волосы О с ее лица. Все остальные возвращаются к нормальной жизни. Они раскладывают еду по тарелкам и наполняют бокалы, готовят тосты и набивают желудки, пока мы пытаемся родить ребенка. Все равно все пьяны, не похоже, что они могут приехать в больницу, так что я оставляю всех в покое. Они довольны своей жизнью и счастливы за нас. Новый Марк вот-вот войдет в этот мир. Я смог посвятить себя одной девушке и создать другую жизнь. Давайте будем честны: это само по себе чудо.
***
С последним болезненным стоном и сильным толчком мой ребенок бесшумно скользит в этот мир.
— Это девочка, — говорит доктор, и у меня на глазах выступают слезы. Я никогда не видел ничего более прекрасного. Я так влюблен, и мне все равно, что это не мальчик. Я бросаюсь к изголовью кровати и покрываю поцелуями все лицо Оливии. Она устало улыбается мне.
— Как я справилась? — бормочет она, полузакрыв глаза. Я целую ее снова и снова.
— Идеально. Она идеальна.
Глаза Оливии расширяются, и ее улыбка становится шире, когда слезы катятся из глаз.
— Она?
Я киваю. Нам с Оливией потребовались месяцы, чтобы выбрать имя для мальчика и девочки. Споры были бесконечными, и все заканчивались одинаково, пока мы не нашли то единственное, которое легко слетело с наших языков.
— Хлоя Марк, — шепчет она, и я снова киваю.
Врачи кладут нашего ребенка на грудь Оливии. Малышка спокойно наблюдает, ее глаза на самом деле ни на чем не фокусируются, а ручки прижимаются к щекам, когда она начинает морщиться. У ее глаз еще нет определенного цвета, но черные, как смоль, волосы прилипают к голове.
— Я хочу больше, — говорю я Оливии, трогаю маленький розовый носик Хлои. Я чувствую взгляд Оливии на своем лице, а затем смотрю на нее и замечаю ее белую, как у призрака, кожу.
— Один ребенок — тоже хорошо. Селена и Джексон оба единственные дети в семье… — Она делает паузу и обдумывает свои слова. — Или двое. Два — хорошее число.
«Или три, или четыре», — думаю я про себя. Вместо того, чтобы высказать это вслух, я снова целую Оливию в лоб, и малышка Хлоя начинает плакать. Я улыбаюсь, когда Оливия прикладывает ребенка к груди, следуя своим естественным материнским инстинктам. Наблюдая за сближением дочери и жены, я чувствую, как мое сердце разрывается надвое. На две части, которые принадлежат только им. Тогда я понимаю, что каждое решение, которое я когда-либо принимал в своей жизни, приводило меня к этому. Вот почему я здесь. Это моя цель в жизни.
Хлоя снова плачет, вырывая меня из мыслей. Я улыбаюсь и касаюсь ее ручки своим мизинцем.
Она сжимает его изо всех сил.
И вот так Хлоя, моя милая и невинная малышка, становится второй девушкой, которая лишила меня дара речи и полностью завладела моим сердцем.
Конец третьей части