А на холме обнимались влюбленные. Мне нравится смотреть, как обнимаются влюбленные. Даже больше, чем обниматься.
Потому что мой воздушный змей – это был бы всего лишь один воздушный змей. А обниматься – это было бы просто обниматься. Всего с одним человеком, один раз (за один раз).
И еще тут же постоянно работают причинно-следственные связи, а это означает, что со змеем много хлопот (и с кем обнимаешься, с ним, кстати, тоже много хлопот – и до, и после). И все это, конечно, очень мило, но слишком мало и слишком громоздко, целое дело, процесс.
Иное дело – идти мимо и видеть. Воспринимать.
Тогда все – мое. Все воздушные змеи и все объятия. И даже так: я – все парящие змеи, я – все, запустившие змеев, я – все влюбленные, я – все родители, которые ждут их дома, я – все прохожие, косящиеся на влюбленных, кто одобрительно, а кто не очень, я – все и все. Я – весь остальной мир – сколько ухвачу. Без хлопот, без процессов, без причинно-следственных связей. То есть, ничего руками делать не надо, вообще. Какое счастье.
Мне почти ничего не нужно, на самом деле. Только бы воспринимать. И уж тут жадность моя беспредельна. Восприятие – та самая конфетка, которую, при случае, и у сироты отниму. Ну, если вдруг голодный год. Мало ли.
Я не то чтобы вот прям все сущее. Но та его часть, которую удастся ухватить – совершенно точно я.
И побольше бы, побольше.
Надо, оказывается, натянуть себя как лук. И стоять внутри себя – выпрямившись, прицелившись. И стрелять (собой, из себя – стрелять). И сразу брать новую стрелу. Сразу, сразу, я говорю. А не полежав на внутреннем диване под диким, неразумным предлогом: «отдохнуть».
Потому что натягивать себя как лук, целиться и стрелять – это и есть отдых.
Нам всем рано или поздно предстоит тут умирать. И все что у нас будет в момент смерти – это опыт. Вся совокупность всего, что с нами успело случиться, всего, с чем успели случиться мы, все варианты этого самого «мы», все версии нашего «я», все состояния сознания. Чем богаче опыт, тем лучше мы экипированы для этого путешествия, а все остальное не в счет.
И опыт художника, то есть опыт вдохновенного созидательного акта – одно из самых бесценных сокровищ, которые можно взять с собой, умирая. Потому что в этот момент человек, как бы слаб он ни был, действовал по образу и подобию того самого непознаваемого, на встречу с которым рано или поздно пойдет.
Поэтому обучая вдохновенному бесстрашному созидательному действию, давая повод и возможность пережить этот опыт, одновременно свидетельствуя и подтверждая: «это действительно было, у тебя все получилось», – нас обучают бессмертию. И только ему.
Научиться разгонять облака не очень трудно. Гораздо труднее научиться оставить облака в покое, пусть делают, что хотят. «Пусть делает что хочет» – это и есть формула любви, ее основа; выращенное на другой основе, любовью только притворяется.
Если по-настоящему любить жизнь (то есть, позволить жизни быть такой, какова она есть), переделывать погоду просто не придется. Это, на самом деле, очень важно – не переделывать погоду. Потому что изменять погоду по-настоящему почти никто не умеет, зато бессознательно тратить силы на бессознательные же попытки ее переделать – это умеют все. Вернее, не умеют это прекратить. Да и как, скажите на милость, научиться прекращать то, чего не осознаешь?
Человек – сосуд, наполненный любовью и страхом. Чем больше одного вещества, тем меньше другого. Все остальные чувства – производные от этих двух.
Засада в том, что чувство, которое традиционно называют словом «любовь» – это просто замаскированная разновидность страха (страха упустить свое, страха недополучить и самого страшного страха потерять то, что как бы уже есть).
С любовью к жизни ровно та же фигня. Ровно та же.
Осознанность – единственный инструмент, с помощью которого можно выбраться из этого кошмара. Не нужно бороться с собой, тем более, не нужно бороться с другими (любая борьба – порождение все того же страха), достаточно просто осознавать – хотя бы одно действие и одно душевное движение из сотни. Для начала.
Не имеет значения, как ты себя ведешь, что говоришь и что делаешь, если все это происходит осознанно. Осознанные действия не бывают «плохими», они – и есть жизнь.
Осознанность – единственный ключ к свободе и одновременно сама свобода в том виде, в каком она доступна человеку на этой земле. Взять ее почти невозможно. Не взять ее – величайшая растрата, какую только можно вообразить.