Поелозив членом об моё наморщенное лицо, чудовище дёрнуло цепь и сорвало с моих рук верёвки. Перестал держать насильно, и я упала на землю, неуклюже отползая от его животных лап. Рядом со мной стали падать на землю капли… спермы. Какой интеллигентный оборотень, не взял девушку силой, скромно подрочил на неё. Развернулся и ушёл. Я так и не поняла, можно ли считать это изнасилованием или мне безумно повезло с Ильичом.
Не успев вырыть ямку, я помчалась в уголок сходить по-маленькому. Простонав от облегчения, поползла к ведру, чтобы смыть с лица следы пребывания на нём члена. Вот и все мои занятия на сегодня.
Быстро темнело. В окошечко попадал холодный лунный свет. Я сидела, обняв колени, и завороженно смотрела на крохотный кусочек звёздного неба. Взяла и завыла, гулко и протяжно. С волками жить по-волчьи выть. Открылась дверь с кухни и мне кинули грязное одеяло. И на том спасибо, а то замёрзла.
Утром я проснулась от скрипа двери. Выглянула из-под одеяла, в меня полетело несколько красных яблок. Больше он в это день не приходил. Яблоки оказались жестоко-кислыми, хотя на вид прекрасны. От них живот загудел ещё больше. Постаралась размяться, поделать зарядку, но без еды быстро устала. Целый день пела песни.
— Я плясала, я резвилась,
Песни пела лай-ла-лай.
Ты мне, чудище лесное,
Пирожок мой отдавай…,- затянула я финскую польку, путаясь в замудренном припеве.
А ночью опять выла, но оборотень больше не пришёл.
Следующий день начался с соплей, глубоким унынием и разочарованием в своей никчёмной жизни. Больше не пела и не вставала. Почти всё время спала, несмотря на голод.
Очнулась, как в бреду, Ильич мне в рот грязные тряпки пихал, и делал это очень быстро, словно торопился. Я стала сопротивляться, вцепилась в его мохнатое ухо и попыталась его оторвать. Билась, извивалась. Оборотень вставил мне кляп, и завязал сверху верёвкой. Заломив руки за спину, дал мне по попе нормальных таких увесистых шлепков. Даже через джинсы припечатал так, что кожу зажгло.
Связав меня по рукам и ногам, быстро вытащил, в дом неся, как корзинку и намертво привязал к перевёрнутому столу. Я огляделась, опять всё верх дном, всё валяется, грязно, в добавок бочки упали, рассыпались соль и мука. Жалко, можно было бы ещё лепёшек напечь.
Я сидела без движения и без права что либо сказать и тут в дверь постучали. Оборотень, накренившись вперёд, что зрительно уменьшало его рост, пошел к двери. Из-за печи я не видела гостя, но услышала. Это был мой дед Стасик.
8
Они вошли в дом. Но дальше прихожей не двинулись. Дед обстановку оценит, поймёт, что человека здесь нет, такой беспорядок. А мой рюкзак, наверно, убран, как и я. Оборотень привязал меня к столу за печкой. Ни дед меня, ни я деда не увидели. Слышала громкий голос Стасика. Он всегда говорит гулко, потому что слышит плохо. Мои мычания сквозь кляп остались им не замеченными. Сколько бы я не билась, пытаясь подать деду знак, что я рядом, ничего не выходило. Кожу натирало, верёвки слишком сильно меня прижимали к ножкам мощного стола.
— Здравствуй Нил Ильич. Младшая проговорилась, что внучку мою Алёнку не довезли до станции. Ты здесь хозяйничаешь, вот и решил к тебе на поклон прийти. Пропала девчонка. Я знаю, что ты не равнодушен к моей матери был, а Алёнка её копия. Но прошу, пойми, она дитя человеческое, ей не место в тайге.
Я не ослышалась? Ильич мою прабабку любил! Это ж, в каком веке было. Кто он у нас белый офицер или красный командир, погонщик динозавров. Оборотни долгожители однозначно.
— Не-ет, — прошипел Лихо.
Нависла пауза. Человеку тяжко беседовать с такой тварью.
— Тут кроме тебя ещё оборотни есть, — со вздохом продолжил дед, — вдруг увидишь, не обидь. Жива ли. — Скорбно поинтересовался дедушка Стасик.
— Нет, — рыкнул оборотень, и я завыла от отчаяния. Наглый врун! Вот уж отомстил.
Дедушка покидал дом, не заподозрив ничего. Долгий он путь проделал. И ведь знал куда идти. Знал, кто такой Лихо. Вместе с дедом уходила моя надежда на спасение. На войне, как на войне, все способы подойдут.
Я не из тех кто просто так сдаётся и, к сожалению, не из тех, кто способен смиряться. Любое сопротивление жизни моему желанию, я воспринимаю болезненно и начинаю искать другие пути. Раз сбежать не получилось, надо сделать так, что Ильич меня сам к людям отведёт с пирожками или без. Для осуществления этого плана мне придется стать для оборотня гораздо больше, чем гостья или добыча. Мысль отвратная, но нужно к ней привыкать.
Конечности стали затекать, заныли ноги, заболели руки. Лихо появился вскоре, опять с кабанчиком в лапах. Так он всю семью вепрей сожрёт. Присел рядом со мной и замер. Думал, решал, отпустить, не опустить. Стал медленно развязывать, вначале ноги, потом руки. Рот я сама освободила и одарила зверя самым пылающим взглядом ненависти, какой только могла выдать.