- Что с тобой, старичок? - участливо спросил я.
Он плюхнулся на мою кровать и начал разглаживать покрывало.
- Я побывал в аду, Берти.
- Где ты побывал?
- В аду.
- В аду? Зачем тебя туда понесло?
Он мрачно уставился перед собой, и, проследив направление его взгляда, я убедился, что он смотрит на фотографию дяди Тома в каком-то неприличном масонском облачении, стоявшую на каминной полке. Я много лет подряд пытался уломать тётю Делию либо сжечь это безобразие, либо, если оно так дорого её сердцу, по крайней мере вынести из комнаты, где я живу, приезжая в Бринкли-корт. Но тётю Делию вразумить невозможно. Она каждый раз мне отказывала, ссылаясь на то, что поступает так ради моего же блага. Данная фотография, утверждала тётя Делия, должна была, во-первых, дисциплинировать мой дух, а во-вторых, беспрестанно напоминать мне, что жизнь вовсе не так весела и легка, как я думаю.
- Если тебе больно на неё смотреть, поверни её лицом к стене, посоветовал я.
- Что?
- Я имею в виду фотографию дяди Тома в мундире пожарника.
- Я пришёл к тебе не для того, чтобы тратить время на пустую болтовню. Я пришёл за сочувствием.
- И ты не ошибся адресом. Что у тебя стряслось? Мучаешься из-за Анжелы, верно? Боишься её потерять? У меня созрел потрясающий план по обузданию твоей строптивицы. Гарантирую, она бросится тебе на шею ещё до захода солнца.
Он то ли хрюкнул, то ли тявкнул.
- Держи карман шире!
- Тяше, Типа.
- А?
- Я хотел сказать: <Тише, Тяпа>. Угомонись. Я всё обдумал. Как раз перед твоим приходом я собирался рассказать Дживзу, какие шаги я намерен предпринять. Хочешь послушать мой план?
- Не хочу. Твои идиотские планы сидят у меня в печёнках. Никакие планы мне не помогут. Она меня бросила и влюбилась в кого-то другого. Плевать ей на меня с высокой колокольни.
- Чушь.
- Нет, не чушь.
- Нет, чушь. Говорю тебе, Тяпа, для меня сердце женщины - открытая книга. На что угодно готов поспорить, Анжела тебя любит.
- В таком случае ей удаётся очень тщательно это скрывать. По крайней мере она не была похожа на любящую женщину вчера вечером в кладовке.
- Значит, ты всё-таки пошёл в кладовку?
- Идиотский вопрос. А ты как думаешь?
- И наткнулся на Анжелу?
- Не только на Анжелу. Помимо неё я имел удовольствие лицезреть твою тётю и твоего дядю.
По всей видимости, я отстал от жизни. Это было что-то новенькое. Я много раз гостил в Бринкли-корте, но даже не подозревал, что общество собиралось по вечерам в кладовке. Похоже, в последнее время она служила кафе быстрого обслуживания, совсем как на ипподроме.
- Расскажи мне всё без утайки, - попросил я. - И главное, постарайся не упустить ни одной детали, потому что самая ничтожная деталь очень часто решает исход дела.
Он в последний раз окинул фотографию дяди Тома мрачным взглядом и насупился ещё больше.
- Ну, хорошо. Слушай. Ты помнишь наш разговор о пироге с говядиной и почками?
- Ещё бы!
- Так вот, примерно в час ночи я решил, что пришла пора действовать, потихоньку вышел из комнаты и спустился вниз. Холодный пирог так и стоял у меня перед глазами.
Я кивнул. Мне было хорошо известно, как холодные пироги умеют стоять перед глазами.
- Я добрался до кладовки, выудил пирог с полки и поставил его на стол. Я приготовил нож и вилку. Я нашёл соль, горчицу и чёрный перец. В кастрюльке оставалось несколько холодных картофелин, их я тоже достал. Потом я уселся на табурет и совсем было собрался от души перекусить, когда позади меня раздался какой то звук, и, обернувшись, я увидел в дверях твою тётю.
- Должно быть, тебе стало неловко.
- Более чем неловко.
- Готов был на месте провалиться, что?
- Нет, не готов. Я смотрел на Анжелу.
- Она пришла вместе с мамой?
- Нет, вместе с папой. Буквально через минуту. На нём была розовая пижама, а в руке он держал пистолет. Ты когда-нибудь видел своего дядю в розовой пижаме и с пистолетом?
- Нет.
- Ты мало что потерял.
- А как же Анжела? - торопливо спросил я, не желая, чтобы он уводил разговор в сторону, - Ты случайно не заметил, когда она на тебя смотрела, её глаза не потеплели?
- Она на меня не смотрела. Она смотрела на пирог с говядиной и почками.
- Сказала что-нибудь?
- Не сразу. Первым заговорил твой дядя. Он уставился на твою тётю и спросил: <Господи прости, Делия, что ты здесь делаешь?>, на что она ответила: <Если уж на то пошло, мой драгоценный лунатик, что здесь делаешь ты?> Тогда твой дядя сообщил, ему показалось, что в дом проникли разбойники, так как он слышал посторонние звуки.
Я кивнул. Странное на первый взгляд поведение дяди Тома не было для меня неожиданностью. С тех самых пор, как он вернулся со скачек (где жокей попридержал Яркий Свет, за что и был дисквалифицирован) и обнаружил, что окно в судомойне распахнуто настежь, старикан, образно говоря, зациклился на разбойниках. Я до сих пор не могу забыть, как однажды, ничего не подозревая, я решил высунуть голову в окно, чтобы подышать свежим воздухом, и чуть было не проломил себе череп о железные прутья решётки, которой позавидовала бы любая средневековая тюрьма.
- <Какие именно звуки?> - поинтересовалась твоя тётя. <Странные звуки>, объяснил твой дядя. Вот тогда Анжела, змея подколодная, заговорила. <Должно быть, их издавал мистер Глоссоп во время еды>, - сказала она и бросила на меня высокомерный взгляд, какой возвышенные одухотворённые девы бросают на толстых обжор, чавкающих на весь ресторан. Она словно давала мне почувствовать, что мой живот бьётся о коленки, а шея настолько заплыла жиром, что кожа висит складками. Затем, всё тем же неприятным тоном, она продолжала: <Я забыла тебе сказать, папа, что мистер Глоссоп садится за стол три-четыре раза за ночь. Это помогает ему продержаться до завтрака. У него удивительный аппетит. Посмотри, он съел почти весь пирог с говядиной и почками>.
Тут Тяпа задрожал с головы до ног и принялся стучать кулаком по одеялу, чуть было не сломав мне ногу. Глаза его лихорадочно блестели.
- Какое вероломство, Берти! Какая несправедливость! Ведь я даже не притронулся к этому пирогу. Вот они, женщины!
- Что верно, то верно.
- На этом твоя кузина не успокоилась. <Ты даже представить себе не можешь, - продолжала она, - как мистер Глоссоп любит поесть. Только для этого он и живёт. Как правило, он съедает шесть-семь обедов за день, а когда все ложатся спать, начинает кушать по новой. Я считаю, это дар божий>. Твоя тётя оживилась и сказала, что я напоминаю ей боа-констриктора. Анжела спросила, не спутала ли она его с питоном. А затем они принялись горячо спорить, на кого из этих двух тварей я похож больше. Твой дядя тем временем яростно размахивал пистолетом и только чудом никого не прикончил. А я сидел над пирогом как оплёванный и глотал слюни. Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что побывал в аду?
- Да. Несладко тебе пришлось.
- В конце концов твоя тётя и Анжела пришли к выводу, что Анжела права и я напоминаю им питона. А потом мы гурьбой пошли наверх, и по дороге Анжела с материнской заботливостью уговаривала меня подниматься по лестнице как можно медленнее, потому что после семи-восьми обедов у человека моей комплекции от резких движений может случиться удар. Она доверительно мне сообщила, что раскормленной собаке, например, хороший хозяин никогда не позволит взбежать по ступенькам, потому что бедняжка будет пыхтеть, задыхаться, а в результате умрёт от разрыва сердца. Далее она обратилась к твоей тёте за поддержкой, спросив, помнит ли та сдохшего от обжорства спаниеля, Эмброза, и твоя тётя, с сожалением вздохнув, произнесла: <Бедняга Эмброз, его за уши было не оттащить от помойки>, после чего Анжела, одобрительно кивнув, участливо сказала: <Вот видите, мистер Глоссоп. Прошу вас, поберегите себя>. А ты ещё говоришь, она меня любит!
Я сделал всё возможное, чтобы его подбодрить.
- Девичьи шалости, что?
- Какие, к чертям собачьим, шалости! Она меня разлюбила, и точка. Когда-то я был её идеалом, а сейчас она топчет меня, как грязь под ногами. Совсем потеряла голову из-за того типа, кем бы он ни был, в Каннах, и теперь смотреть в мою сторону не хочет.
Я поднял брови.
- Дорогой мой, куда подевался твой здравый смысл? Анжелин парень в Каннах - выдумка, миф. Прости меня за это выражение, но у тебя самая настоящая idee fixe.