Однако просто так, ни с того ни с сего затронуть столь деликатную тему я не мог и поэтому решил сначала потрепаться о том, о сём, а потом уже перейти к делу. Торопиться мне было некуда. Мы заговорили о пустяках, и Анжела рассказала мне, что задержалась у Стречли-Баддов, так как Хильда Стречли-Бадд попросила её остаться и помочь в организации вечеринки для обслуживающего персонала, которая должна была состояться в Кингхэм-Мэнор завтра вечером, а поскольку на вечеринку должна была прийти прислуга Бринкли-корта в полном составе, Анжеле неудобно было отказать подруге. Я заметил, что ночная гулянка наверняка расшевелит Анатоля и заставит его забыть обо всех его неприятностях. Анжела ответила, что Анатоль наотрез отказался идти куда бы то ни было и заявил, что останется дома. Как ни уговаривала его тётя Делия пойти развлечься, он лишь печально качал головой и бубнил о своём отьезде в Прованс, где его ценят и любят.
По этому поводу нам обоим взгрустнулось, и мы замолчали, а затем Анжела сказала, что трава мокрая и ей пора домой.
Естественно, меня это не устраивало.
— Да ну, брось. Я тебя не видел со дня приезда, а мы так толком и не поговорили.
— Я туфли себе испорчу.
— Положи ноги на мои колени.
— Ладно. Можешь помассировать мне икры.
— Годится.
Она устроилась поудобнее, и мы снова принялись болтать о всякой всячине. Но постепенно вести разговор становилось всё труднее. Я выжал из себя всё, что мог, восхищаясь вечерними сумерками, мерцающими звёздами и лунной дорожкой на озере, а она рассеянно мне поддакивала. В кустах прямо напротив нас что-то зашуршало, и я предположил, что это ласка, а она молча кивнула. Короче, не вызывало сомнений, что сидевшая рядом со мной девушка находилась в прескверном расположении духа, а это означало, что пришла пора действовать.
— Знаешь, старушка, — сказал я, — до меня дошли слухи о твоей размолвке с Тяпой. Значит, звон свадебных колоколов отменяется, что?
— Да.
— Окончательно и бесповоротно?
— Да.
— Если хочешь знать, тебе крупно повезло, девочка моя. Скажи спасибо и считай, ты отделалась лёгким испугом. Никогда не мог понять, что ты в нём нашла и почему не порвала с ним раньше. Он просто невыносим. Зануда, каких мало. Чтобы общаться с Глоссопом, надо иметь ангельское терпение. Жалкая, ничтожная личность, гора мяса и ноль интеллекта. Тяпа-растяпа. Мне искренне жаль женщину, которая когда-нибудь станет миссис Глоссоп.
И я коротко хохотнул, чтобы выказать своё презрение.
— Мне всегда казалось, вы были большими друзьями, — сказала Анжела.
Я снова коротко хохотнул, но уже с другой интонацией, саркастической.
— Друзьями? Ты шутишь. Само собой, вежливость прежде всего, но называть его моим другом, это уж слишком. Клубный знакомый, не более, да и то из самых заурядных. К тому же мы вместе учились.
— В Итоне?
— Ты с ума сошла. Таких, как он, мы никогда в Итоне не потерпели бы. Я имел в виду начальную школу. Помнится, он был жутким неряхой. Вечно в чернилах, грязный с головы до ног, а мылся только по субботам, да и то не каждую неделю. Все ребята старались держаться от него как можно дальше.
Я перевёл дыхание. По правде говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке. Во-первых, я испытывал адские муки, выставляя напоказ в самом чёрном свете того, кто (за исключением тех случаев, когда он цеплял кольца за стену и заставлял меня принимать ванны в идеально сшитом фраке) был моим закадычным другом, а во-вторых, все мои усилия почему-то оставались тщетными. Анжела и глазом не моргнула. Уставившись прямо перед собой в кусты, она выслушивала все мои инсинуации в адрес Тяпы с ангельским выражением на лице.
Я решил не сдаваться.
— Грязнуля, иначе его не назовёшь. В детстве у меня была куча знакомых мальчишек, но такого грязнулю, как Тяпа, я никогда не встречал. Все, кому не лень, дразнили его грязнулей. Сейчас тоже мало что изменилось. Привычка вторая натура, сама понимаешь. Ребёнок — отец мужчины, и всё такое прочее.
Казалось, она меня не слышала.
— Ребёнок, — медленно повторил я, желая, чтобы она по достоинству оценила мою блестящую шутку, — отец мужчины.
— Ты это о чём?
— Я рассказываю тебе о Глоссопе.
— Прости, мне послышалось, ты говорил про какого-то отца.
— Я сказал, что ребёнок — отец мужчины.
— Какой ребёнок?
— Ребёнок Глоссоп.
— У него нет отца.
— Отец здесь ни при чём. Я сказал, он отец ребёнка, э-э-э, я имел в виду, мужчины.
— Какого мужчины?
Я понял, что, если немедленно не внесу ясность в данный вопрос, мы окончательно запутаемся.
— Послушай, я пытаюсь тебе объяснить, что ребёнок Глоссоп — отец мужчины Глоссопа. Другими словами, все присущие ему мерзопакостные недостатки, от которых воротило его сверстников в детстве, имеются в мужчине Глоссопе и делают его, мужчину Глоссопа, притчей во языцех в культурных заведениях, например в «Трутне», где от членов клуба требуется соблюдение определённых правил приличия. Спроси в «Трутне» кого хочешь, и тебе тут же скажут, что они проклинают тот день, когда внесли имя Глоссопа в свои списки. Кому-то не нравится его физиономия, а кто-то, более терпимый к физическому уродству, не переваривает его манеры, но все единодушно сходятся в мнении, что он жуткий тип, и приходят в ужас при мысли, что позволили пустить себе пыль в глаза и дали ему возможность присоединиться к их обществу, вместо того чтобы высказать nolle prosequi и выставить его за дверь.
Тут я снова умолк: отчасти, чтобы перевести дыхание и собраться с силами, а отчасти потому, что, не сомневайтесь в этом ни на минуту, говорить такое о бедном старине Тяпе мне было нелегко.
— Я знаю море парней, — подытожил я, сделав над собой неимоверное усилие, — которые, хоть и выглядят так, словно спали в одежде, прекрасно уживаются с другими, потому что относятся ко всем дружелюбно и искренне. У меня много знакомых и среди тех, кто любит всласть поесть и выслушивают немало колкостей в свой адрес, но при этом не теряют своего достоинства и чувства юмора. С сожалением должен отметить, что Глоссоп не принадлежит ни к той, ни к другой категории. Мало того, что он похож на корявого оборотня, его ещё и мозгами обделили. Туп, как пень, а что такое душа, слыхом не слыхивал. Души у него нет и никогда не было. Беседу поддерживать он тоже не умеет, вечно ляпнет что-нибудь невпопад. Короче, любая девушка, обручившаяся с ним, а потом удравшая из-под венца, должна Богу свечку поставить за то, что Небеса над ней сжалились и спасли от ужасной участи.
Я снова умолк и скосил глаза на Анжелу. Пока я говорил, она продолжала сидеть, глядя прямо перед собой, но мне казалось невероятным, что после моей речи в ней не пробудится материнский инстинкт и она не кинется на меня, как положено тигрице. По правде говоря, меня удивляло, что она не сделала этого до сих пор. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что, скажи я хоть одну подобную фразу тигрице о её любимом тигре, она — я имею в виду тигрицу — прошибила бы головой потолок.
В следующую секунду мне показалось, что мир перевернулся.
— Да, — сказала она, задумчиво кивнув, — ты прав.
— А?
— Абсолютно прав. Впрочем, ты не открыл для меня ничего нового.
— Что?!
— «Туп, как пень», лучше о нём не скажешь. Не удивлюсь, если во всей Англии второго такого дурака не найдётся.
На это я ничего не ответил. Честно признаться, у меня просто отнялся язык, а если говорить об общем моём состоянии, то мне срочно требовалась медицинская помощь.