И, тем не менее, годам к двадцати у Жаклин обнаружились зачатки умения неплохо подать себя при знакомстве и, что ещё более важно, подав, не опустить. Она, с одиннадцати лет общавшаяся с учёными мужами – коллегами и оппонентами дядюшки Лама, обладавшими определённым менталитетом и манерой поведения, приняла на себя всю эту их органику и сохранила умение правильно и разумно себя вести в любом обществе, корректно и, при необходимости, обтекаемо, выражать свои мысли, особенно, если приходилось возражать собеседнику, была довольно близко, не понаслышке, знакома с этикетом поведения в обществе, в котором предполагалось общение в соответствии с этим самым этикетом. Но при всём при этом, она не стала ханжой и, будучи студенткой, могла со своими подругами пойти в паб, выпить там пива и довольно много, могла выкурить сигарету, могла вставить грязное словцо. Но всё это как-то так в барах и оставалось, к самой Жак это не приставало ни коим боком.
Ещё в институте, да и после него, у неё случилась парочка непродолжительных романов, после которых девушка окончательно отчаявшись испытать «то самое», махнула на это всё рукой и приготовилась возвести в ранг жизненной заповеди выражение «не очень-то и хотелось». И именно в это время Жак встретила Чарльза Рочестера.
Дядюшка Лам тогда приехал на какую-то очередную конференцию в Лондон, и Жак, не успев встретить его в аэропорту, пошла сразу к зданию Британского музея, в одном из актовых залов которого и событие и намечалось. Привыкнув к тому, что вход в здание самого музея свободный и бесплатный, Жак и подумать не могла, что в это крыло её не пустят и потребуют или пропуск, или приглашение. Ни того, ни другого у неё не было, и если бы не молодой человек, который, увидев её стоящей у окна с расстроенным лицом, не поинтересовался, в чём дело, и не протянул ей свободное приглашение, она бы никогда не попала к дядюшке Ламу и не познакомилась бы со своим будущим мужем.
Чарльз был историком и преподавал в Оксфорде историю и социологию. Ему исполнилось тридцать и для него это тоже оказался первый брак, что было довольно типично, для современной английской молодёжи. Чарльз показал себя умным, интеллигентным, забавным, зрелым, амбициозным, заинтересованным в семье – короче, подходяще удобным. Он далеко являлся не тем, кто мог, что называется, «снести крышу» двадцати четырёхлетней девушке, но, тем не менее, романтическая составляющая их отношений была, всё-таки, основополагающей.
Жак так же искренне старалась стать для Чарльз а хорошей, достойной женой после того, как они поженились, и она переехала к нему в Оксфорд, где у он снимал довольно неплохую квартиру – её даже не пришлось менять с присоединением Жак. Свою квартиру в Лондоне, оставшуюся ей от родителей, она, с помощью дядюшки Лама, сдавала через агенство.
По приезде в Оксфорд, новоиспечённой жене не составило большого труда устроиться в больницу имени Черчилля, доктором в приемный покой.
Итак, по большому счёту, к поездке всё уже давно было продумано и прикинуто – что взять с собой из вещей, что оставить Чарльз у из еды, что купить в подарок для дядюшки Лама – это, конечно же, была бутылка отличного Teachers, что привезти потом в подарок Чарльз у – это, конечно же, бутылка хорошего Banff. Также ещё была целая посылка для дядюшки от лаборатории при Музее естествознания в Лондоне. Её Жак не открывала, и что там внутри, не имела ни малейшего понятия. Во-первых, знала не понаслышке, как могут быть хрупки и уязвимы предметы, которые археологи посылают негласно друг другу, минуя доставку почты Её Величества, и как можно легко разрушить то, что не разрушили века времени. А во-вторых, как потом трудно правильно уложить всё это, щадимое временем и тобою богатство так, чтобы неожиданности в дороге были к нему столь же благосклонны.
Было утро. Вторник. Пятнадцатое августа. Жак только что попрощалась с Чарльзом, проводив его на работу. Поставила замаринованное мясо в духовку и приступила к окончанию сборов. Такси прибыло в одиннадцать. Девушка ехала с пересадкой на поезде через Бирмингем. Упаковав поджарившееся мясо в фольгу и в корзину для пикников, посылку для дядюшки – в пластиковый чемодан, переложив её своими летними вещами, Жак захлопнула за собой дверь и с лёгкой душой отправилась в поездку.
Скорый поезд из Лондона, на который девушка села в Бирмингеме, домчал её за три часа в Глазго. Всю дорогу Жаклин думала о дядюшке Ламе и своих родителях, периодически вспоминая себя в детстве. Всё дело в том, что как только опекун окончательно и бесповоротно обосновался в Глазго, он успел сделать одну вещь – жениться. И племянница этому несказанно обрадовалась.