– Подержи, вот тут, – подняв ремень, повернулся он боком к девушке. Жаклин придержала край пледа, а Александр подпоясался. В таком одеянии он стал похож на Рождественского деда на шотландский манер. Дэлли заулыбалась, всё ещё прижимая к себе мяч, а папа закинул края «килта» за шею и завязал огромным узлом.
– Ну вот как-то так, – похлопал он себя по бедрам. Жаклин тоже умильно улыбнулась. – А теперь, Дэлли, ну-ка, дай мячик, – приняв у дочери игрушку, он развернулся к Суле.
– Сула лови! – и, кинув мяч на небольшую поляну, расположенную за полуразрушенной каменной изгородью, ринулся следом. Обгоняя его, к мячу пулей полетела Сула. Дэлли побежала за ними, а за ней поспешила мама.
Они гоняли в футбол минут пятнадцать. Сула прыгала на мяч, потом его у неё выбивал Александр, за ним летела Дэлли. Папа мяч буцал дочери и на неё тут же набрасывалась Сула, сбивала девочку с ног. Но на хулиганку накидывалась мама и, отвоевав и ребёнка, и мяч, тут же пинала игрушку папе. Сула спешила к нему и всё начиналось по новой.
Дэлли хохотала и визжала как ненормальная, собака улыбалась довольная, папа с мамой были счастливы.
Потом уставший Александр в своём «килте» повалился на траву, а поверх него начала топтаться Сула, но её отогнала Дэлли и сама повалилась на отца. Рядом опустилась на траву мама.
– Огонь уже, наверное, перегорел, – переводя дыхание, вспомнила она о том, зачем они, собственно, вышли на улицу, потому как кормить семью предстояло именно ей.
– Ничего… у нас же не мясо, а колбаски, – успокоил её мужчина. – Надо пиво достать.
*
– Дьявол! – рубанул кулаком по кровати рядом с собой Александр. – У-у-у, дьявол, – сцепил он зубы. Парень лежал в постели, а Жаклин, стоя возле него с градусником в руках.
– Тридцать семь и восемь. Нормальная температура для вируса. У меня чуть побольше была.
– Жаклин!
– Что.
– Поставь меня на ноги.
– Как? Ты ведь не будешь пить наши с Дэлли лекарства.
– Нет, не буду. – Александр отвернулся. Но тут же повернулся опять. – А у тебя есть, какая-нибудь одна таблетка, чтобы глотнул и выздоровел?
– Есть, – как это ни странно ответила девушка.
– Правда? – распахнул «тюльпаны» Александр. – Дай.
– На ночь глядя? Зачем? Завтра утром дам. А сейчас спи, – поправила она одеяло. – Если температура не даст уснуть, дам тебе таблетку. Но лучше не надо.
Больной имел настолько раздосадованный вид, столько страдания и отчаяния выливалось из его красивых глаз в пространство комнаты, казалось, что он действительно чуть ли не прощается с жизнью.
Но, как известно, в жизни всё имеет свойство приходить в равновесие – как только случается что-то плохое, тут же происходит что-то хорошее.
Дэлли, увидев мучения этого большого, но сейчас такого жалкого, больного и беспомощного мужчины, взобралась к нему на кровать и погладила по волосам.
– П-а-а-апочка, бе-е-едненький.
Кажется, в этот момент застыло даже само время. Остановилось. Зависло. Замерло. В этой комнате. Над Катрин озером. В горах Шотландии.
У Жаклин отвалилась челюсть, руки затряслись, она чуть не выронила градусник.
Алекс выгляде ещё хуже. На него вообще сделалось больно смотреть – в «тюльпанах» показался страх или даже леденящий душу ужас. Чего он испугался, парень в тот момент, разумеется, не знал. Это чуть позже он поймёт, что, скорее всего, его напугал молниеносный вывод о том, что эта девочка одним только словом или улыбкой может заставить его спрыгнуть ради неё с Эйфелевой башни без парашюта. Эмоции, проявления любви и обожания, которые рождает в нём его маленькая дочь, посеяли в его мужском шотландском сердце нешуточную панику.
И тут Александр сдался. Капитулировал.
Мысленно послав ко всем чертям все свои законы, понятия, ценности и просто привычки, то есть, всего себя целиком, он без остатка отдался своему ребёнку и превратился в огромный сгусток живого настоящего счастья.
Смущённо заулыбавшись, он протянул руки к дочери и бережно обнял её. А притянув к себе, уткнулся лицом в субтильное тельце ребёнка с плохим аппетитом.
– Зашибись… чума, – проговорил он в её кофточку с аппликацией в виде мельницы-цветка.
Дэлли заулыбалась, потому что ей сделалось немножечко щекотно, а папа отстранился и, подняв к ней лицо, распахнул свои «тюльпаны» и посмотрел на дочь как на первый восход солнца в своей жизни. – Родная моя, – и поцеловал Дэлли в щёчку.
Жаклин всю аж затрусило. Она столько лет представляла эту картину, так ждала этого момента, но, когда мечта сбылась, девушка почувствовала, что вот-вот не выдержит. Ей захотелось выйти из комнаты и, не то заорать на улице на весь хайлэндс нечеловеческим криком, не то разрыдаться на всю Шотландию.