— Папаша свалил на разборки, короче.
— Александр, там точно это написано? — воззрилась мама, а Дэлли просто хихикнула. Конечно же, родителю понравилась её реакция.
— Во-о-от, — протянул он, пробегая глазами следующее: «Возле каждой двери в замке всегда стояла стража, которой было приказано не выпускать принцесс, но девочки так просили и умоляли, что охранник, который не знал, почему был издан такой приказ, не выдержал и позволил принцессам выйти в сад». — Короче, принцессы обвели вокруг пальца охрану, вырвались из замка и-и-и… — отрывок: «Некоторое время они играли среди цветов, но вскоре спустилась густая мгла, обернулась пеленой вокруг них и взмыла в небеса, унося принцесс неведомо куда» Александр сократил до фразы: — и небо засосало их как пылесос.
— Александр, дай сюда, я сама дочитаю, — протянула руку Жаклин.
— Нет! — тут же воскликнула дочь. — Пусть он, пожалуйста, — жалобно пропела она почти как принцессы стражникам.
Александр только лишь посмотрел на них обеих и продолжил:
— Вот. Короче, папа разобрался там со всеми до отказу и приехал, а дочерей нет.
Дэлли опять захихикала.
— Александр, она так никогда не заснёт, — с нешуточным укором в голосе проговорила Жаклин.
— Я не хочу спать! — повернулась к маме дочка.
— Вот! Видишь? — показала на неё ладонью девушка. — А сказка должна помогать ребёнку успокоиться и уснуть.
— Уснуть? — вскинул брови папа. — Нет проблем. — И он принялся заунывным монотонным голосом как молитву читать дальше.
— Не-е-ет, — перебила его Дэлли и затрясла за рукав футболки. — Не та-а-ак. Говори, как раньше.
— Делайте что хотите, — откинулась на подушку мама.
— Хм… — хмыкнул папа и облизнулся, увидев лежавшую в постели Жаклин. — Что хотите, говоришь. Так вот, — продолжил уже бодрым голосом. «А в той же самой стране, далеко от столицы, в маленькой лесной избушке жили-были бедная женщина с сыном. Он был славным парнем, кроме того, храбрым и сильным. Целыми днями он пас в лесу трёх свиней — всё их богатство — и наигрывал красивые мелодии на деревянной флейте». — А тут недалеко жили годная тётка с сыном. Этот сын был крут. Очень крут. Он пас целых трёх свиней. Не двух, а трёх, понимаешь? — в притворном восхищении распахнул «сказочник» свои «тюльпаны» на дочь, показывая три пальца, и та в ответ тут же распахнула свои. — Ужас до чего крутой «шнур»! Просто надиратель задниц!
— Александр! — подскочила мама.
— Нет, ну, крутой же чувак! — ткнул в книгу пальцем чтец, как бы не понимая суть претензий. — Реально крутой! — Бесенята в его глазах в это время устроили скачки на осёдланных поросятах, паля на ходу из кольтов по пустым пивным банкам.
Жаклин закатила глаза, а Дэлли заговорщически прыснула в ладошку.
— Так вот, а потом этот «шнурок» обменял всех трёх поросят на собак, — читал и тут же пересказывал Александр. — Он был просто пипец какой умный, — сдвинул брови мужчина. — Сама понимаешь: собаки в сто раз лучше свиней.
В такой манере папа прочитал целых две сказки и, судя по отсутствию сна хоть в одном из прекрасных глаз его дочери, рисковал за этим занятием встретить рассвет. Пришлось маме его сменить, и только лишь она дошла до того, как Том-Тит-Тот спрял пару клубков волшебной пряжи, как её слушатели заснули. Папа первый, дочь — вторая.
«Наконец-то!» — вздохнула с облегчением про себя девушка, но тут же застыла как заворожённая.
Сейчас возле неё в кровати лежало всё её богатство. И слово «богатство» здесь было абсолютно не в шутку. Глядя на этих двоих, Жаклин чувствовала, что истекает, или просто сочится любовью.
Мало того, что у неё росла дочь от её любимого, обожаемого мальчика-мечты, так он ещё и вернулся к ней, он любит её, они вместе. И если изливать свои чувства на Дэлли у неё было много возможностей, и она это делала постоянно, то в ситуации с её отцом Жаклин подозревала, что её скоро прорвёт.
За эти четыре года, даже не смотря на обстоятельства и ситуации, в её душе накопилась огромная масса душевной теплоты к этому человеку, которая рождается внутри помимо воли и вопреки всему. Она хотела было вспомнить: вопреки «чему» именно, но тут же отогнала от себя эти мысли. Сейчас пришло время только наслаждаться.
Александр лежал, закинув руки за голову. Идеальные пропорции его идеального лица отбрасывали идеальные тени от света прикроватной настольной лампы. Отросшая чёлка красиво-сексуально закрыла парню один глаз.
«Глаза, — млела от наслаждения Жаклин. — Его глаза, — ласкала она взглядом красивое лицо спящего мужчины рядом. — До какой же степени можно любить человека, уму непостижимо!» — влюблённой очень хотелось что-нибудь сформулировать, облечь хоть в какие-нибудь слова то, что творилось у неё в душе. Но их не было, и она просто продолжала повторять про себя его имя как молитву, вдыхала эти звуки как воздух, впитывала кожей, словно целебный бальзам.
На следующее утро их рано разбудила Матильда, накормила завтраком, а Кирк отвёз к самому входу на первый уровень Диснейленда, всю дорогу восхищаясь Жаклин, которая догадалась подарить его племяннику такую классную трость.
Итак, они покатались на «Дамбо» и в «чашках», а потом ещё проехались по парку на паровозике и лошадке, прогулялись по магазинам, после чего зашли посидеть в кафе.
К пяти часам вечера Эдельвейс уже была вымотана до состояния усталой отрешенности и начала капризничать. Алексу пришлось отдать трость маме и взять дочь на руки. Он вспомнил, как благодарил Жаклин за подарок, и о том, что трость — это продолжение его самого.
«Дурак, — подумал он сейчас, прижимая к себе маленькое, родное тельце. — Ни хрена я не понимаю в продолжениях».
После ужина, когда Жаклин принялась рассказывать уже практически сонной Эдельвейс, что сегодня на ночь ей сказку прочитает тётя Тильда, девочка до этого, в принципе, если и не очень охотно, но всё-таки соглашавшаяся побыть или с четой Абрамсонов, или с Увил — маминой подругой, сейчас почему-то сильно заупрямилась. Она всё выслушивала, а потом отрицательно качала головой, показывая, что не согласна с предлагаемым ей способом отхода ко сну и вот-вот готова заплакать и, если к ней не прислушаются, она им тут такое устроит, звук истребителя Еврофайтера в режиме атаки покажется им невнятным шёпотом.
И всё время посматривала на Александра.
Поэтому папа плюнул на всё и отправился опять читать сказку на ночь. На этот раз он не упражнялся в пересказывании и не стебал героев, себя не помня. Он таял. Его ребёнок потянулся к нему. Его девочка захотела его общества. Сейчас победа над Кирком и Саймоном казалась ему пустяком, ничего не значащим пшиком.
Поэтому он выбрал сказку поспокойней, про золотую табакерку, а не про всяких там крутых «шнурков» и Дэлли довольно быстро заснула. Мужчина чувствовал себя повелителем воды или заклинателем огня.
«Чудеса — я читаю, а она засыпает. Я грёбанный волшебник!» — думал он про себя, не в силах оторваться от этой мирной, сказочно-райской картины спящей Эдельвейс. Ему захотелось примоститься рядом, обнять её как днём, когда нёс на руках, и лежать так долго-долго, не засыпая. Но его ждала её мама.
«Я сегодня прямо нарасхват», — с удовольствием резюмировал мужчина.
На такси, в той же самой одежде, что они были в Диснейленде, папа с мамой отправились в ресторан, сказав таксисту только одно слово: «Амбросия». Кстати, оказалось, что заведение находится в соседнем округе, а не на другом конце города, как утверждала миссис Бикстер, и необходимости в квартире как таковой не имелось абсолютно.
«Хитрюга Тильда», — улыбалась Жаклин, сидя на заднем сидении с Александром, где он всю дорогу в нетерпении лихорадочно сжимал её руку и теребил пальчики.
Это было сродни сексу руками. В принципе, ничего такого уж удивительного или умопомрачительного в человеческих руках нет. Конечность как конечность. Но ладошка Жак являлась для Алекса нескончаемым источником удовольствия и какого-то особого кайфа. Он как заведённый, как помешанный всё теребил и теребил нежные пальчики, наслаждаясь шелковистостью кожи и тонкостью кости. И когда ему захотелось взять ещё и вторую руку, парень понял, что это наркотик — на это подсаживаешься, оно вызывает привыкание и всё время хочется увеличить дозу.