— Жаклин!
— Что.
— Поставь меня на ноги.
— Как? Ты ведь не будешь пить наши с Дэлли лекарства.
— Нет, не буду. — Александр отвернулся. Но тут же повернулся опять. — А у тебя есть, какая-нибудь одна таблетка, чтобы глотнул и выздоровел?
— Есть, — как это ни странно ответила девушка.
— Правда? — распахнул «тюльпаны» Александр. — Дай.
— На ночь глядя? Зачем? Завтра утром дам. А сейчас спи, — поправила она одеяло. — Если температура не даст уснуть, дам тебе таблетку. Но лучше не надо.
Больной имел настолько раздосадованный вид, столько страдания и отчаяния выливалось из его красивых глаз в пространство комнаты, казалось, что он действительно чуть ли не прощается с жизнью.
Но, как известно, в жизни всё имеет свойство приходить в равновесие — как только случается что-то плохое, тут же происходит что-то хорошее.
Дэлли, увидев мучения этого большого, но сейчас такого жалкого, больного и беспомощного мужчины, взобралась к нему на кровать и погладила по волосам.
— П-а-а-апочка, бе-е-едненький.
Кажется, в этот момент застыло даже само время. Остановилось. Зависло. Замерло. В этой комнате. Над Катрин озером. В горах Шотландии.
У Жаклин отвалилась челюсть, руки затряслись, она чуть не выронила градусник.
Алекс выгляде ещё хуже. На него вообще сделалось больно смотреть — в «тюльпанах» показался страх или даже леденящий душу ужас. Чего он испугался, парень в тот момент, разумеется, не знал. Это чуть позже он поймёт, что, скорее всего, его напугал молниеносный вывод о том, что эта девочка одним только словом или улыбкой может заставить его спрыгнуть ради неё с Эйфелевой башни без парашюта. Эмоции, проявления любви и обожания, которые рождает в нём его маленькая дочь, посеяли в его мужском шотландском сердце нешуточную панику.
И тут Александр сдался. Капитулировал.
Мысленно послав ко всем чертям все свои законы, понятия, ценности и просто привычки, то есть, всего себя целиком, он без остатка отдался своему ребёнку и превратился в огромный сгусток живого настоящего счастья.
Смущённо заулыбавшись, он протянул руки к дочери и бережно обнял её. А притянув к себе, уткнулся лицом в субтильное тельце ребёнка с плохим аппетитом.
— Зашибись… чума, — проговорил он в её кофточку с аппликацией в виде мельницы-цветка.
Дэлли заулыбалась, потому что ей сделалось немножечко щекотно, а папа отстранился и, подняв к ней лицо, распахнул свои «тюльпаны» и посмотрел на дочь как на первый восход солнца в своей жизни. — Родная моя, — и поцеловал Дэлли в щёчку.
Жаклин всю аж затрусило. Она столько лет представляла эту картину, так ждала этого момента, но, когда мечта сбылась, девушка почувствовала, что вот-вот не выдержит. Ей захотелось выйти из комнаты и, не то заорать на улице на весь хайлэндс нечеловеческим криком, не то разрыдаться на всю Шотландию.
К тому же ещё и Александр в этот момент своей мимикой и движениями напомнил Жаклин женщину. В нём засквозила женская реакция. Даже там, у неё в прихожей, будучи полностью эмоционально раздавленным и разбитым, со слезой на щеке он оставался типичным верным представителем сильного пола. Таким же упрямым, замороченным и брутальным. А вот здесь, сейчас, Дэлли двумя словами сняла с него всю эту мужественность и силу. Мама уже действительно хотела было выйти, чтобы не смущать папу своим свидетельством его слабости, и не делать уязвимым ещё больше, но тот вовремя спрятал лицо в кофточке дочери.
Всех выручила Дэлли.
— Ты почитаешь мне сказку про собак? Помнишь?
— Конечно, помню. Тащи книжку.
— Ой, я забыла её взять, — картинно-театрально всплеснула руками Жаклин, потому как на этот раз книжки решила не брать. — Расскажи ей лучше какую-нибудь историю про себя. — Хитрая мама подумала, что если уже от папы как от чтеца нет никакого толку, он всё равно ничего не читает, а только балуется, то пусть тогда лучше что-нибудь рассказывает.
Александр МакЛаренк своим двадцати двум годам, само собой, уже накопил довольно изрядный багаж историй, которые, что называется, было приятно вспомнить. Но вот что касалось рейтинга этих воспоминаний, то тут закралась большая проблема. Да что там, просто беда. Одна только лишь вечеринка у него дома, когда мать уехала с Дженни в Бат лечить сестру от пневмонии, чего стоит. По приезду родительница ещё долго находила в квартире то тут, то там женские кружевные трусики и ходила с ними за Алексом по пятам, требуя объяснений.
Поэтому папа как-то так сразу же завис, закатил глаза под лоб, но быстро оживился и рассказал про то, как в одну из поездок в горы в район Turriff у них палатку с продуктами снесло ветром и всё намокло под дождём. Естественно, МакЛарен умолчал: сколько перед этим было выпито.
Проспавшись, парни поняли, что остались почти без еды, и направились на ближайшую ферму разжиться продуктами. Он очень красочно и в подробностях описал, как они с Луском залезли в курятник и хотели просто собрать яиц, но тут заметили крупного жирного петуха. Налётчики гоняли этого красавца по всему курятнику, а потом Александр подпрыгнул, поймал, но зато упал спиной в кладку с яйцами.
Дэлли смеялась и хлопала в ладоши, а Жаклин мотала головой в неодобрении.
— На фермах всегда много собак. Вас могли собаки покусать.
И все обернулись на лежавшую тут же, у входа в спальню, Сулу. А потом свои истории об экспедициях начала рассказывать Жаклин, и под звуки её спокойного, умиротворяющего голоса Дэлли закрыла глаза на четвёртой минуте. Александр отнёс дочь во вторую спальню, а потом вернулся к своей женщине, и они уснули, как ложки в буфете с той лишь поправкой, что с внешней стороны спала Жаклин и, постоянно просыпаясь, щупала лоб своему больному.
В один из моментов, он проснулся и заворочался.
— Тебе плохо? — подскочила Жак.
Тот ответил не сразу.
— Жаклин… — как-то глухо позвал он.
— Что? Что, Алекс? — поднялась девушка на локте. — Что ты хочешь? Может, тебе чаю сделать?
— Жаклин, Дэлли действительно назвала меня папой, или мне приснилось? Я никак не могу понять.
Женщина в изнеможении рухнула назад на подушку.
Наутро Александр почувствовал себя лучше. Но поскольку насморк не давал нормально жить, Жаклин всё-таки пришлось дать ему таблетку Антифлу.
В принципе, гора оказалась не такая уж и сложная. Да и тропинка шла не круто вверх, а всё время вдоль склона. Поэтому путешественники и оглянуться не успели, как оказались на вершине.
Александр всю дорогу держал Дэлли на шее, придерживая её руками за ножки в кроссовках, а Жаклин первое время вела на поводке охотницу за кошачьими скальпами, и спустила её, только когда верхушки прибрежного леса оказались под ногами.
Мама воспользовалась тем, что Дэлли назвала Александр папой как отмашкой, и теперь начала по случаю и без обращаться к парню не иначе как «папочка». Сегодня от неё то и дело было слышно:
— Дэлли, не болтай ногой. Папочке неудобно тебя удерживать.
— Папочка, у тебя нет температуры? Дэлли, потрогай папочке лоб.
— Папочка, а ты здесь где-нибудь купался? Здесь есть озёра с песочным грунтом?
Александр поначалу иногда даже вздрагивал и оглядывался на девушку, думая, что она шутит или подтрунивает, но потом понял, что Жаклин просто хочет приучить дочь слышать это слово постоянно, сделать его обычным, или даже незаметным. Чтобы оно не резало слух и не заставляло ребёнка напрягаться.
На этот раз вид с горы оказался немного другой, нежели тот «лунный» пейзаж на Torridon. Сейчас под ними простиралась не дикая, неказистая суровая природа севера, а более живой, затейливый ландшафт центра. Горы вокруг Катрины выглядели как холмы, поросшие кустарником, хотя это всё только казалось из-за немалых расстояний, и на склонах произрастали всё-таки деревья. Небольшие каменистые включения разнообразили внешний вид берегов, сделали его более интересным, эклектичным. Здесь и речи идти не могло о заснеженных вершинах, но, тем не менее, картинка дух захватывала.
Дэлли смотрела на всё это ещё более удивлёнными и ошарашенными глазами, чем в Диснейленде.
— Ого! Мам, ого! — оглянулась она на Жаклин.