— Я прибыл сюда для участия в переписи стульев, господин префект.
Префекты переглянулись.
— У вас есть на этот счет соответствующие распоряжения?
— Да, господин префект.
— Салли непременно захочет помочь, — пробормотал Смородини.
— Чтобы научиться смирению? — спросил де Мальва, глядя на мой значок.
— Да, господин префект.
— Надеюсь, это будет полезный опыт для вас, мастер Бурый. Вы обесчестите свой род, если промотаете весь красный цвет, который ваши праотцы добыли с таким трудом.
— Да, господин префект.
Скандал в семействе Бурых, увы, стал всеобщим достоянием. Три поколения назад один мой эксцентричный предок, Пирс Сангини, у которого было больше красного цвета, чем ума, решил жениться на серой. Он был префектом и отдаленным потомком первокрасного. Имя и цвет его сгинули в этом браке. Сын его обладал цветовосприятием всего в 16 % — это был ужасающий упадок рода. С тех пор мы, Бурые, пытались вернуть себе прежнее положение. Женитьба выглядела немыслимо скандальной даже по сегодняшним меркам — но правил не нарушала. Никому не запрещалось жениться по любви, просто это не имело смысла. Как гласила пословица: «Хочешь, чтобы твои внуки тебя ненавидели? Женись на девушке из низкоцветных».
Я разливал чай, префекты болтали друг с другом, но внезапно воцарилось молчание: вошла Джейн с печеньем. Смородини и Циан, казалось, несколько забеспокоились и даже слегка отпрянули при ее приближении. Я понял, что ненависть Джейн не знала границ. Она ненавидела не только меня, а всех вышестоящих. Значит, в ее неприязни ко мне не было ничего личного. Передо мной забрезжил слабый проблеск обманчивой надежды — по крайней мере, теперь было от чего отталкиваться.
— Благодарю, Джейн, — сказал де Мальва, единственный, кого не смущало ее присутствие.
— Господин префект, — произнесла она, ставя дымящееся, сладко пахнущее печенье на столик.
Циан и Смородини внимательно наблюдали за ней.
— Ложка упакована, к походу готова? — спросил Смородини с неуместным вызовом.
Джейн презрительно посмотрела на него, сделала реверанс — скорее по привычке, чем из вежливости, — и удалилась.
— Ну, об этой я жалеть не стану, — пробурчал Смородини. — Почти совсем неуправляемая.
— Но отлично работает, несмотря на свою антисоциальность, — заметил де Мальва. — И нос очень курносый.
— Очень, — согласился Циан.
После этого префекты прекратили беседу и жадно набросились на печенье.
Есть вместе с ними без приглашения считалось дурным тоном, а потому я тихо сел и приличествующим образом сложил руки на коленях. Мысли мои вновь перекинулись к Джейн. «Ложка упакована» — эти слова Смородини могли относиться только к перезагрузке. С собой брали очень немногое, но ложку — обязательно. Как и Трэвиса Канарейо, Джейн ожидал ночной поезд на Смарагд, где ее поучат хорошим манерам.
— А печенье у нее вышло хорошее, — сказал Смородини, беря еще одну штуку.
— Пожалуй, стоит балла, — отозвался Циан.
— Это ей не поможет, — заметил Смородини, и все засмеялись.
— Мастер Бурый, — обратился ко мне главный префект, обмакивая печенье в чай, — думаю, что я буду хранить ваш обратный билет у себя, ради безопасности. В городе есть элементы, желающие совершить незаконную поездку. Кстати, вас не просили его продать?
— Нет, господин префект, — не моргнув глазом ответил я.
Пусть тайное предложение Северуса останется тайной.
— Если вы доложите нам о таком случае, то получите десять баллов.
— Буду знать, господин префект, спасибо.
— Прекрасно. Тогда отдайте его мне.
— Я… э-э-э… хотел бы хранить его у себя, если вы не против.
— Еще как против, Бурый, — резко ответил де Мальва. — Или вы полагаете, что здесь, на границах, мы небрежно относимся к своим обязанностям? Если ваш билет с открытой датой на предъявителя украдут, ваши возможности расширить свой кругозор будут существенно урезаны.
И действительно: из-за несовершенства правил выходило так, что такой билет нельзя было оспорить или отобрать. Поэтому такой документ был бесценным для каждого, кто хотел совершить нелегальную поездку. Отсюда и двести баллов, которые предлагал Северус.
— Нет, господин префект, но…
— Никаких «но», — отрезал Смородини. — Делайте, как говорит главный префект, или мы поставим вопрос о штрафе за серьезную непочтительность.
Все трое уставились на меня. Неодобрительные взгляды префектов привели меня в расстройство. Я протянул свой билет де Мальве. Тот без единого слова сунул его в карман. В этот самый момент главная дверь открылась и показался мой отец — похоже, у них с госпожой Гуммигут вышел спор.