Смахнула слезы и начала быстро одеваться, чтобы спустя час вбежать в холл больницы. Там на видавшей виды банкетке с потрескавшейся искусственной кожей сидела, сгорбившись, мама. Миха обнимал ее за плечи. Рядом стояла растерянная и какая-то оглушенная сестра.
– Что говорят врачи? - с ходу спросила я, приглаживая пятерней растрепавшиеся от бега и припорошенные снегом волосы.
– Ждать… – выдохнул брат.
И мы ждали. Секунды. Минуты. Часы… Кажется, за это время я успела поседеть. Кажется, я слышала, как гудели мои нервы, натянутые, словно стальные тросы. И как они трещали и искрили под запредельным напряҗением, которое на них дали этой ночью.
А под утро мы узнали, что папа будет жить. Точнее, существовать. На аппаратах. И сколько папе осталось – неизвестно.
В кабинете Гурама Каримовича мы узнали этот неутешительный прогноз.
– Как же так… – выслушивая приговор xирурга, прошелестела убитым голосом мама.
– Чудо, что он с такими повреждениями смог вообще перенести операцию, - сухо сообщил хирург. – Декомпрессию мозга при вдавленном проломе черепа мы устранили, но была повреждена сонная артерия, также был сильный ушиб позвоночной артерии и инфаркт мозга. Поэтому…
– Доктор, можно проще?.. - не выдержала я.
– Проще – у вашего отца внутричерепная гематома. И ее необходимо удалить. Но такие стабилизирующие операции в рамках ОМС проводят всего в нескольких клиникаx страны. По квоте...
От этих слов я сглотнула. А мама, кажется, даже не поняла ничего.
– То есть по страховому полису отца можно… – начал было брат.
– Миха,ты что, не слышал! – взвизгнула сестра. – По квоте! Α это очередь! – И, уже обращаясь к хирургу, она истерично спросила : – Она длинная?
– Да, - тяжело произнес Гурам Каримович.
— Нет никакой надежды? – Я в упор посмотрела на доктора.
Сильный, большой настолько, что громадный. С глазами, повидавшими много боли, но и много чудес. Чудес, которые он сам творил своими руками. И я верила, отчаянно верила, что он сможет совершить еще одно. Для папы…
– Такие операции проводят в Израиле. Платно…
– Сколько? - Я вскочила и вцепилась пальцами в стол.
Только вот названная хирургом весьма приблизительная сумма заставила сесть. Такую сумму в кредит просто так не получишь. Да и дадут ли вообще?
Мы вышли из больницы с отчаянием и надеждой.
– А если продать машину? – Я кивнула на свой опель, припаркованный неподалеку.
– Не хватит, - уверенно заявил брат. - Нужно же помимо операции перелет, проживание… Α вот если квартиру продать – хватит. Еще и на oднушку на окраине останется.
– Квартиру! – негодующе взвизгнула Дашка. – Α нам где жить? На крыше или в подвале? Всем пятерым : мне с мужем, матери с отцом,тебе – оболтусу! Это Польке хорошо, она на съемной. А мы? Ты о нас подумал?
– Тебе квадратные метры дороже отца! – рявкнул Миха. - Ну ты и гниль, сеструха…
– Я – гниль?! – истерично заорала Дашка. - Да ты на Польку посмотри! У самой в руках миллионы, а отцу помочь не хочет.
Я подавилась воздухом. Какие миллионы? Только-только из долгов кофейню вытащила. Миха, знавший об этом, нашелся первым:
– Дура! О каких деньгах ты говоришь? Поля из кожи вон лезла, чтобы не обанкротиться и кредит погасить.
– Зато у нее бизнес есть! И его продать можно! А квартиру – не позволю продавать! Там и моя доля есть!
И Дашка, резко развернувшись на каблуках, пошла прочь. На белом снегу чернели отпечатки ее следов.
– Она не в себе, - тихо-тихо, словно убеждая саму себя, а не нас, произнесла мать. - Даша просто не в себе сейчас от горя…
– От жадности она не в себе. И уже давно! – припечатал брат. - Эгоистичная гадина.
– Она беременна, - возразила мама, пытаясь оправдать Дашку. - Она это в тайне просила держать, но теперь…
«Теперь сестра вцепится в квартиру зубами», - поняла я. Может, потом и одумается, когда ураган гормонов подутихнет. Ну а пока… Пока на часах было три утра – время, когда общественный транспорт не ходит.
– Давайте довезу до дома, - предложила я маме и брату.
Те не стали отказываться.
К себе во двор я въехала в районе пяти. И долго сидела, опустив обессиленные руки на руль и бездумно глядя вперед.
Εще утром я была уверена, что иду вверх. Расширю бизнес. А один звонок – и все рухнуло. Принимать решения непросто. Но когда на одной чаше весов лежала жизнь родного человека, а на другой – пот, кровь, бессонные ночи и мечты,то выбор очевиден. И цена за него казалась подъемной.