Отец вдруг вспомнил, что органический синтезатор выдавал ему бутерброды. Он не работает бесплатно. Это значит, что на его счете имеются какие-то средства. В противном случае синтезатор не смог бы ему дать больше чем стакан воды. Он подошел к терминалу компьютера.
–Компьютер, состояние моего счета.– Произнес Отец.
–На вашем счету семь тысяч восемьсот кредитов.– Торжественно сообщил мягкий женский голос.
Отец присвистнул. Семь тысяч. Это много! На эти деньги он сможет снять достойное жилье, чтобы Рыжая смогла нормально доносить беременность. Здорово. Не нужно ничего выдумывать. Такая большая проблема решилась сама собой. Ай да Трибун, ай да сукин сын. Работает алгоритм Отца. В прошлый раз ему назначены были три тысячи семьсот кредитов, а на этот раз семь тысяч. Ух, ты! Восторг. Интересно, почему Трибун таким образом не зарабатывает себе на жизнь? Его умственные способности смогли бы сделать своего обладателя миллионером, никак не меньше. Если хакеру не нужны кредиты, тогда зачем он у меня взял мои? Странный человек, что тут скажешь.
Бом! Бом! Бом! Три удара– три часа. Ну и что? Если она в лучшие времена опаздывала на сорок минут, уж нельзя беременной женщине опоздать на час. Какая невидаль. Ждем. Из выходов выходили незнакомые люди. Рыжей не было. Выходом покидали веселую административную площадь незнакомые люди. Рыжей не было. Может она решит прилететь каром? Что ж, пойдем, проверим.
Отец пошел на стоянку каров. Она находилась дальше в углу парка, что ближе к реке. Он выбрал позицию, чтобы одновременно наблюдать за прибывшими карами и за людьми, пользующимися выходами. Рыжей не было. Здесь, на углу ветер пронизывал Отца все сильнее. Стоять на холодном ветру становилось все невыносимее. Если нужно, он останется здесь до утра. Отец продрог. Это было пустяком, по сравнению с тем холодом, которым его встретил родной двадцать первый век там, в Кичигинском бору. Ух, вот это был холодище, не чета этому.
Бом! Куранты сказали, что уже полчетвертого и пора бы собираться домой. Опоздание в полтора часа считается стратегическим. Нет. Упрямству молодости поем мы песню. Отец решил вернуться к курантам. Встреча должна состояться именно там.
Возле курантов Отец продолжил свои поиски. Он смотрел во все стороны, ища глазами предмет своего вожделения. Рыжей не было. Она не могла придти сюда пешком. От нее досюда очень далеко. Беременная женщина, если она дорожит своим ребенком, никогда не пустится в такой путь, значит: или выход или кар. Другого не дано. Отец принялся всматриваться в дальний угол парка, где были выходы. Им путешествовать проще. Люди приходили, люди уходили. Рыжей не было.
Отец чуть не подпрыгнул от неожиданности. Бом! Бом! Бом! Бом! Сказали куранты. Четыре часа. Это перебор даже для беременной и медлительной женщины. Здесь дело пахнет пивом и водкой. Отец начинал беситься. Что ж, все-таки Трибун оказался прав. Рыжая не пришла. Коза плешивая. Все-таки ее гордость оказалась выше здравого рассудка и семьи, которую только что зарыли в могилу.
Не теряя надежды, Отец вернулся к ряду выходов. Подойдя к стойке органического синтезатора, он заказал себе сто пятьдесят граммов водки и триста граммов пива. Мормитная платформа исполнила заказ. Отец выпил водку. Пусть для Рыжей будет хороший сюрприз, подумал Отец. Его передернуло, как затвор Калашникова. Пиво понеслось по пищеводу, догоняя изобретение Менделеева. В желудке они встретятся, Отец это знал, тогда наступит счастье. Горе отступило. Рыжая не пришла. Тогда посмотрим ей в глаза. Отец подошел к терминалу телевида.
–Рыжую мне.– Бросил он в экран.
Синий предательский логотип оператора связи, словно издеваясь над Отцом, не думал себя разменивать на любимую Рыжую.
–Абонент просит его не беспокоить. Надеемся на Ваше понимание.– Произнес приятный женский голос.
–Что значит, просит не беспокоить?– Взревел от обиды Отец.
–Абонент просит его не беспокоить. Надеемся на Ваше понимание.– Повторил голос миленькой женщины.
На этот раз голос, так показалось Отцу, издевался над ним. Он изысканно насмехался над его светлыми чувствами и надеждами. Кто дал этой железке право смеяться над разрушенной семьей? Где справедливость? Куда девалась вся гордость?
Отец готов был плакать. Рыжая, все-таки, оказалась последовательной в своих поступках. Сначала она его покинула просто так, без видимой причины, сейчас она его избегает, потому что не хочет его видеть. Но что он сделал такого, за что его можно вот так казнить? Почему, вдруг, стремление сохранить семью, стало преступным? Почему желание быть рядом с женой и сыном подлежит казни? С этим миром кардинально что-то не так.