Застрекотала, ругаясь вроде на Наташу. Ветер подул, с ближайшего сугроба охапку колючую снежинок сорвал и в Наташу кинул. Екнуло сердце, домой ноги сами понесли, а там уж беда! Калитка сорвана, дверь во двор нараспашку, входная сорвана, да пар из нее валит, теплый человеческий дух. Вбежала Наташа в горницу, порушено да повалено все, Иванушка под кровать низкую деревянную забился да плачет, а к кроватке с маленьким медведь-шатун фыркает, крушит все да пробирается. Ой, огневано сердце материнское, непрошенный гость лесной за смертью пожаловал! Сама себя Наташа не помнила, как на медведя кинулась, как по нежной коже когти острые прошлись, да как душила зверя лесного, сколько сил хватало, а опомнилась – мертв зверь лесной, мертв… Знать, конец, нет беды больше. Встала, сына из кроватки вынула, Иванушка к ней кинулся, обоих к себе прижала да к печке привалилась, отдышаться не могла. Так и просидела несколько часов, словно в забытьи, уж и тепло из избы вымело, порог запуржило, своим теплом обогревала, да зверь лесной у ног, остывающий, грел. Рожден когда в двери ворвался, картину страшную увидел, да Бога как благодарить, семью сохранил.
Слегла с тех пор Наташа, как в беспамятстве. Уж и родители прилетели, да нет, никак. Месяц проболела, исхудала вся, в льняных волосах седые прядки появились. А на Николая Угодника вдруг в себя пришла, на рассвете, в оконце уставилась да песню задумчиво колыбельную завела. Испугались родные, уж не умом ли тронулась девка с ужаса пережитого? Но Рожден иначе все размыслил, к южному морю по весне в санаторий увез Наташу. А тут ни снега, ни холода, весна идет, да боле лето напоминает. Оправилась Наташа, расцвела, наладилось здоровье ее под присмотром врачей чутким. Да уж через пару дней Рожден прилететь должен был. Домой пора, в тайгу хотелось, и тепло так грели золотые бусы, кедровый подарок.
– Теть Тонь, – Наташа крикнула из коридора в прихожей и, не услышав ответа, сделала шаг назад. Сопение. Знать, спит Антонина, умаялась со своими страхами, вона как сопит! Хоть и неспокойно Наташе на душе, нахмурилась, а в палату не пошла, не разбудить бы, сопит-то тетка громко, сны какие снятся?
– Я пробегусь на почту, счет на мобильный пополню и вернусь! – уже сама себе сказала Наташа тихо. Но в этот момент сопение прекратилось, знать, слышала Антонина. Улыбнулась Наташа: – Я быстро, теть Тонь! – и выскочила за дверь.
А сопенье в палате вновь продолжилось. Только уж мертвым сном спала Антонина, а черные густые тени облепили ее и, как и прежде, чья-то рука колотила что было мочи, сильнее и сильнее по лбу, отсчитывая удары, пока кровь не брызнула из расколотого черепа на постель и белые стены…
Наташа вышла на перекресток тропинок соснового бора. И куда ушли Ольга и Неля? Договорились же встретиться на поляне перед сосняком, а нет никого. Только шорох, да шум ветра в густых ветвях сосен, да странная чернильно-черная лужа посередине места… Наташа прислушалась, где-то шум ветра казался гуще и даже забивал общий гул, к которому привыкли люди приморья за последнее время.
Огляделась сторонами Наталья – а и нет никого, обежала корпуса белые, за ворота вышла – словно испарились все. Да вот дорожки все водой черной залиты. Обходить начала Наташа странную воду, как и не с чистых небес пролитую. В здания заходила искала – нет никого! Даже в палату, из которой вышла, вернулась – тетя Тоня-то человек мудрый, может, подскажет, в чем дело? Да только на кровати Тони – одно кровавое пятно, а из-под кровати лужа темная растекается.
Воскликнула Наталья да обратно к двери бросилась. Вон из корпуса, на улицу, где в свете дня что-то зловещее и таинственное притаилось.
– Ну уж нет, – сама себе сказала Наталья, – дети меня ждут, вернуться мне надо. И Рожден ждет. Не выйдет!
Подобие шепота, злого и нехорошего, донеслось из-за светлых корпусов. И Наталья не раздумывая бросилась в сторону леса. Не свой лес, не тайга это, но лес всегда оберегал да хранил ее и семью.
Когда Наташа забежала далеко в лес, почувствовала себя среди сосен корабельных безопаснее. Стала отдышаться да лес поблагодарить, когда будто что почудилось ей. Плач ли, попискивание? На звук пошла, приметнее и приметнее звук становился, да плач это! И плач детский! Поспешила туда Наташа, да между деревьев странную картину увидела. Стайка детишек малых, сбилась да ревом ревут.