– Анька, может, ты ведьма? – спросила Ольга.
– С чего бы вдруг, – Анна растерялась.
– Ведьмы все очень красивые, как, например, ты. И глаз таких я ни у кого больше не видела, да и чашки с тарелками другие студенты-медики взглядом не двигают. Бед не пророчат…
Анна рассмеялась и дотронулась до живота.
– Толкается? – Ольга насторожилась и поставила стакан с соком на стол.
– Все в порядке, – отозвалась Анна.
– Вот скажи мне, нормальные первые дети шевелятся на третьем месяце?
– Нет, – улыбнулась Анна. – Она у меня очень способная девочка, да, Олесик? – еле заметным движением Анна погладила живот.
– Ну, с чего ты взяла, что это девочка!?
– Она так решила и сообщила мне, – Анна непонимающе воззрилась на подругу.
– Пусть так, – примирительно согласилась Ольга. – Про отца так и не расскажешь?
– Нет.
В твердости «нет» сомневаться не приходилось, и Ольга, вздохнув, стала допивать сок, а дождь за окном лил все сильнее и сильнее…
Отец Георгий нервничал, он мерил уверенными шагами светелку и ждал. Руки по привычке теребили широкий расшитый кушак, которым подпоясаны были его светлые длинные одежды. С минуту на минуту должен был появиться отец Владимир, молодой такой, но уже посвященный во многие таинства и знания. Георгий остановился у скамьи, сел и глубоко вздохнул. Как раз в этот момент открылась дверь в горницу. Высокий молодой человек в рясе вошел в обитель Георгия. Сделал шаг к нему навстречу, наклонился и поцеловал протянутую руку.
– Не надо слов, Володя, – патриарх жестом остановил его. – Ты сядь рядом.
Владимир послушно присел на деревянную скамью. Патриарх взял со стоящего рядом столика небольшое фото и протянул своему гостю.
– Красивая девушка, – с улыбкой сказал молодой священник.
– Наша послушница, Володя. В дальнем монастыре уже, почитай, восемь годочков как.
– Из неблагополучной семьи?
– Отчего же, мама – врач, хорошая женщина, Анна Сергеевна Шо-винская.
– Анна Сергеевна, приходской доктор? – удивился Владимир. – Я не знал, что у нее такая православная семья. Я думал, она одинокая женщина.
– Да, Анна Сергеевна – человек с тяжелой судьбой, с большой тайной. Приболела она, Володя. Потому и позвал я тебя, – Георгий вздохнул. Заколыхалось пламя свечей.
– Я чем-то могу помочь? – участливо спросил Владимир.
– Да, Володя. Дочь Анны, ее Олесей[6] зовут, замкнутая и необычная девочка. Ее в монастыре очень боятся монахини. Небылицы сочиняют, страшилки. Олеся, конечно, там в безопасности… пока в безопасности, – отец Георгий сделал паузу, словно размышляя, – но она мирской человек. Анне немного времени осталось, да надо, чтобы Олеся жила под защитой хорошей.
– Так, может, еще оздоровится Анна Сергеевна?
– Нет, Володя, нет, здесь не вмешаться нам. Но вот Олесе мы помочь должны. В общем, вот тебе девушка и мое отпущение из лона церковного, не смотри на меня так! Это во имя Божье! Девушку под венец поведешь, боле никому я не могу доверить ее.
– А как же отец ее? – недоуменно воскликнул Владимир.
– Отец ее – враг всего человеческого и живого, Володя, вот кто ее отец.
Владимир поспешно перекрестился.
– Она одержима?
– Наоборот, чиста как ангел, – улыбнулся Георгий. – И способности у нее невероятные, но, понимаешь. То ли это дар Создателя, то ли. В общем, я тебе велю жениться и присмотреть за ней, а главное – не позволить, чтобы эти непонятные фокусы и способности проявились. Пусть она о них забудет, борись за нее, Владимир! Поезжай в монастырь и забери девушку.
Олеся стояла на коленях в келье и молилась. Но не так, как учили монахини, а по-своему, так, как диктовали душа и разум. Ее глаза вспыхивали сиреневыми переливами, когда молитвы вводили ее почти в транс. Монахини боялись ее и обходили, потому что в такие моменты странная девушка молилась на незнакомом языке вперемешку с родной речью.
Волнистые волосы Олеси были заплетены в косу и спрятаны под покров, она говорила что-то, и ее взгляд сиял. Вдруг стены кельи стали плавиться, и сквозь них просунулась чья-то бледная рука. Затем человек прошел сквозь мощные камни, как сквозь воду. Высокий, очень красивый молодой мужчина в белой рубашке и темных брюках, босой, измученный, упал рядом с ней на колени.
Две монахини, подглядывавшие за Олесей через щель в двери, перекрестились и ахнули, но затем крепче прижались к щели, пытаясь разобрать незнакомый язык…
Олеся спокойно повернулась к сидящему рядом мужчине, с тоской смотревшему на нее.
– Ганари? Разве жив ты? – одними губами спросила она.