Карета председателя трогается, но вот незадача, — из-за поворота выезжает другой экипаж и перегораживает вождю эмигрантов дорогу. Мостовая возле нашего особняка довольно широкая, поэтому при желании разъехаться можно вполне. Однако, похоже, второй кучер (невысокий светловолосый человек с кривоватым носом) — возница неопытный, и лошади его слушаются плохо. Возникает затор.
— Осади в сторону! — вопит кучер Лелевеля, размахивая кнутом.
— Сам осади! — огрызается светловолосый. — Видишь же, что лошади испугались и не слушаются!
Темпераментная перебранка длится несколько минут, пока из окна экипажа не высовывается Зых.
— Мы сегодня поедем или нет, олухи? — рычит он. — Опаздываем на встречу!
Очень хорошо, что опаздывают. По-видимому, светловолосый кучер того же мнения, да и его лошади тоже. Во всяком случае, убрать свою карету он не торопится, ссылаясь на дурной нрав своих парнокопытных. И когда в итоге экипажам всё-таки удаётся разъехаться, я отмечаю, — небольшой инцидент украл у председателя четверть часа.
Должно хватить.
Карета, запряжённая двойкой, подъехала к неказистому дому № 7 по улице Капуцинок. Из неё вышел худощавый, гладко выбритый человек в тёмном пальто и цилиндре. В левой руке у него был небольшой солидный саквояж свиной кожи. Огляделся. Достав свободной рукой из кармана часы, поморщился, — обычно пунктуальный Лелевель нынче опаздывал. Ну, что ж, подождёт председателя в квартире…
И тут случилось неожиданное.
Неторопливо проходивший мимо высокий широкоплечий мужчина вдруг бросился к владельцу саквояжа и мёртвой хваткой вцепился в горло, прижав к карете и одновременно приставив к виску маленький карманный пистолет.
— Если жить надоело, можешь кричать и вырываться! — разрешил вполголоса, глядя в испуганные выпученные глаза человека.
Кучер, видевший нападение и опешивший не меньше хозяина, быстро пришёл в себя. Схватив кнут, он спрыгнул с козел, но лишь для того, чтобы очутиться в объятьях другого человека, выскочившего из-за угла. Тот сразу и без лишних церемоний умело хватил парня по затылку увесистым мешочком с песком. Со сдавленным стоном кучер зашатался и упал под ноги нападавшего.
— Через полчаса оклемаешься, — насмешливо успокоил тот и повернулся к мужчине, державшего хозяина кареты на мушке.
— Проверь, что у него в карманах, — отрывисто скомандовал широкоплечий. Было ясно, что главный здесь он, а второй — помощник.
Команда была выполнена в мгновенье ока. Помощник показал мужчине тугой бумажник.
— Ничего интересного больше нет. Платок и сигары, я думаю, нам не нужны, — отрапортовал он.
— Чёрт с ним, пусть сам курит… Взялись!
Быстро и ловко, действуя в четыре руки, они вставили пребывающему в полуобморочном состоянии хозяину саквояжа кляп и для верности завязали сверху платком. Затем скрепили руки и ноги припасённой верёвкой. Посадили человека спиной к стене дома и примотали к перилам крыльца.
— А теперь — самое интересное, — сказал сам себе широкоплечий и отчего-то вздохнул.
Подняв лежащий на земле саквояж, щёлкнул застёжкой. Заглянул внутрь. Как и ожидалось, внутри были деньги. Пачки пятидесятифранковых купюр. И широкоплечий знал, что с ними делать.
Достав две пачки, протянул их помощнику. Секунду поколебавшись, добавил третью. Столько же взял себе, распихав по карманам. Потом вывалил содержимое саквояжа на землю.
— Не жалко? — тихо спросил помощник, не отрывая взгляда от горки денег.
— Нет, — отрезал мужчина. — Мы с тобой и так не в накладе.
С этими словами он принялся разрывать на пачках банковские бандероли и рассыпать купюры по мостовой. Помощник, закусив губу, присоединился. (Связанный человек в ужасе замычал и начал отчаянно дёргаться.) Вдвоём с денежной кучей справились быстро. Несколько минут — и вся мостовая вдоль дома, включая тротуар и ступеньки подъезда, расцвела пятидесятифранковыми бумажками.
— А теперь ходу! — распорядился широкоплечий.
Они с помощником скрылись за углом. И вовремя! Привлечённые необычным зрелищем, из окон начали выглядывать поражённые люди.
Подъехавшие через пять минут Лелевель и Зых застали картину, равно странную и жуткую.
Человек двадцать, толкаясь и отпихивая друг друга, исступлённо ползали по земле, собирая рассыпанные прямо в декабрьскую грязь купюры. Над маленькой толпой висел возбуждённый стон. Привлечённые им, подбегали всё новые и новые люди, включаясь в сбор нежданного денежного урожая.