Именно поэтому Гилмор, — при всей жадности человек умный и хитрый, — внёс в план полковника Заливского свою поправку. Всего одну, зато фундаментальную. Эта поправка превращает авантюрное предприятие в дело хотя и рискованное, однако реальное. Во время ночной беседы с англичанином я в полной мере оценил изобретательность и размах Интеллидженс сервис. Впору аплодировать… однако не хочу даже думать, в какую кровь может вылиться эта изобретательность. Если, конечно, не вмешаться. А в английские планы я намерен вмешаться самым решительным образом.
Между тем наш кассир пан Водзинский аккуратно выплачивает завербованным волонтёрам авансы. Гилмор передал Лелевелю и Зыху новый саквояж — уже с моего ведома. Так что деньги у Комитета есть. Пусть пока всё идёт, как идёт. Особенно если учесть, что главные дела делаются отнюдь не в нашем особняке. И требуют они совсем других денег.
Думая о своём, машинально излагаю Длугошу условия найма. При слове «аванс» бывший поручик заметно оживляется.
— Согласен, согласен, — говорит он, торопливо подписывая контракт. — Святое же дело…
— …Родину освобождать, — заканчиваю я и протягиваю руку. — Поздравляю, пан Длугош. Отныне вы солдат новой освободительной армии. Польша надеется на вашу храбрость, мужество и воинское мастерство. И вот что ещё… — Строго смотрю прямо в глаза с красными прожилками. — О нашем договоре могут знать лишь самые близкие родственники. Жена, отец с матерью, — если они здесь, с вами. Для всех остальных это тайна. Военная, разумеется. Вы меня поняли?
Волонтёр кивает, вытягивается в струну и даже делает попытку щёлкнуть стёртыми каблуками. Взгляд его нетерпеливо следит за тем, как я пишу записку в кассу.
— Отдадите это кассиру, — говорю я, протягивая бумагу Длугошу. — Первый этаж, третий кабинет слева по коридору. Да, кстати…
— Что ещё?
— Прошу не обижаться, но хочу предостеречь: не пытайтесь присвоить аванс, а в назначенное время и место не явиться. — Делаю многозначительную паузу. — С момента подписания контракта такой поступок будет расценен как дезертирство со всеми вытекающими последствиями. Вы человек военный и как поступают с дезертирами знаете. Возможности для наказания у нас есть.
— Слово шляхтича! — говорит Длугош с достоинством. — Вам не о чем беспокоиться.
Проводив почтенного новобранца, с облегчением перевожу дух. На сегодня приём окончен. А вот мои дела нет. И самое важное из них впереди.
Ради того, чтобы создать мне условия для работы, из личного кабинета выставили Гуровского. Тот было обиделся, однако ему предложили некоторую сумму и напомнили, что после нашей победы (а кто в ней сомневается?) бывший граф получит назад все свои поместья. Сумму Гуровский взял, напоминание принял к сведению, после чего вопрос был исчерпан. Так что волонтёров я принимаю в собственных апартаментах на втором этаже, неподалёку от кабинета Лелевеля.
Закрыв кабинет на ключ, спускаюсь вниз и буквально сталкиваюсь с панной Беатой. Сегодня мы ещё не виделись. Приветствую девушку улыбкой, однако улыбка тут же сама собой гаснет — слишком плохо выглядит панна. Глаза покраснели, а лицо осунулось, будто она только что вернулась с похорон родной матери.
— Что с вами, панна Беата? — спрашиваю с тревогой. — Вам нездоровится?
Отсутствующий взгляд панны устремлён куда-то в сторону.
— Не беспокойтесь, со мной всё хорошо, — произносит еле слышно дрожащими губами. И уходит так быстро, что я даже не успеваю спросить, остаётся ли в силе предложение встретить Рождество в компании с ней, с председателем и с ближайшими соратниками.
В недоумении, с тяжёлым сердцем, одеваюсь в гардеробной и выхожу из особняка в слякоть и сумерки декабрьского вечера.
Назвать кафе «Лихой гусар» на улице Монмартр приличным заведением язык не поворачивался. Так, скорее кабачок. На эту мысль наводили доносившиеся на улицу визгливые звуки гармоники, немузыкальный гвалт мужских и женских голосов и вылетевший из дверей буквально под ноги Шабролю расхристанный человек. С трудом поднявшись с мостовой, он хрипло выругался, погрозил кулаком в пространство и захромал восвояси.
Шаброль только усмехнулся. К своим сорока годам он достиг в министерстве хорошего положения (как-никак помощник министра), а начинал-то рядовым агентом. Сколько раз ему приходилось сиживать в таких вот кабачках, выслеживая очередного бандита! Дрянное вино, клубы сизого табачного дыма, неряшливые мужчины, увядшие красотки, ожесточённые мордобои между посетителями… Ах, молодость, молодость…