Панна Беата сидит с опущенным взглядом. Бледное лицо безучастно, словно речь о какой-то другой Беате, которую — вот беда! — завтра ведёт под венец мерзкий негодяй.
Теперь удар кувалды обрушивается на мою голову…
Зых исподлобья наблюдал, как откликнутся гости на сообщение Лелевеля.
Кто-то невольно развёл руками. Кто-то нахмурился. Кто-то отвернулся.
— За это надо бы выпить, — неуверенно сказал Петкевич.
Водзинский принялся разливать, но как-то задумчиво, можно сказать, нехотя.
Панна Беата нравилась многим, а кое-кто в неё был даже платонически влюблён. Представить, что эта прелестная девушка достанется Цешковскому с его совиным взглядом и тёмной репутацией… нет, что-то тут не то. Странная пара. И выглядит невеста так, словно не под венец собирается, а на заклание.
Агнешка закрыла лицо руками и быстро вышла, почти выбежала из зала.
— Что это с ней? — удивился Водзинский.
Зых и бровью не повёл. Его интересовало поведение только одного человека.
А человек, что ж… Откинулся на спинку стула и отсалютовал рюмкой невесте с женихом. Выпил залпом. И на миг прикрыл глаза, словно хотел скрыть от окружающих всплеск нежданной боли.
Глава десятая
После отъезда Лелевеля в Комитете на первый взгляд мало что изменилось. Ну, разве что Зых на следующий день занял председательский кабинет, а довольный Гуровский тут же въехал в комнату на первом этаже возле гардеробной, освобождённую бывшим помощником по безопасности. И всё же кое-что изменилось — атмосфера. Если раньше здесь был вольный эмигрантский клуб с бурным обсуждением газетных статей, горячими спорами и длительным чаепитием, то теперь, скорее, особняк смахивает на деловую контору.
Праздные эмигранты всё ещё могут сюда приходить, однако, ссылаясь на необходимость экономии, Зых запретил угощение и свежую прессу за счёт Комитета. Чай, кофе, булочки, газеты и журналы — всё это, к радости кассира Водзинского, осталось в прошлом. Вечно полусонного Мацея в будке привратника сменил краснорожий здоровяк Збигнев, негостеприимно сверлящий взглядом каждого посетителя. И, в общем, их число поуменьшилось. А вот желающие записаться в армию полковника Заливского по-прежнему толкутся в особняке, и без дела я не сижу.
Перед отъездом Лелевель наказывал слушать Зыха, как себя. Однако человек-сова ощущает некоторую зыбкость своего положения и потому прилагает усилия, чтобы завоевать симпатии сотоварищей. Осчастливив Гуровского кабинетом, Зых пригласил к себе Кремповецкого. После долгой беседы наш Марат вышел окрылённым. Оказывается, Зых всегда высоко ценил публицистику пана Тадеуша и теперь напомнил, что ждёт от него набор прокламаций, после чтения которых всё взрослое мужское население Царства Польского от мала до велика разом воспламенится и примкнёт к новому восстанию. (Подозреваю, что энтузиазм публициста подогрет некоторым гонораром.)
Не обделяет вниманием Зых и меня. В начале января он как-то заходит ко мне вечером и удостаивает доверительной беседы. Этак запросто садится на стул для волонтёров и удостаивает.
— Между нами было недоразумение, — заявляет он без обиняков.
— Не припомню что-то, — говорю холодно. И ничуть не кривлю душой. Подослать бандитов, чтобы учинить надо мной физическую экзекуцию, — разве это недоразумение? Это пахнет расправой.
— Ну, полно вам, — увещевает человек-сова примирительным тоном. — Теперь, когда панна Беата стала пани Цешковской, нам больше делить нечего. Что тут поделать? Из всех претендентов женщина всегда выбирает лишь одного.
Аксиома настолько банальна, что ни добавить, ни возразить нечего. Поэтому я молчу, выжидательно глядя на Зыха.
— А коли так, — заканчивает новый председатель, — ничего не мешает нам плодотворно сотрудничать. Отбросим старое, будем вместе работать на благо Польши.
И, подтверждая предложение, протягивает руку. С удовольствием бы её сломал, но ссориться с Зыхом сейчас в мои планы не входит. Поэтому ограничиваюсь вынужденным рукопожатием.
— Расскажите, как идут дела, — просит Зых. — Много ли волонтёров удалось привлечь на сегодняшний день?
Коротко рассказываю, подкрепляя рассказ длинным списком завербованных. С довольным видом Зых просматривает бумаги.
— Отлично, — оценивает он, возвращая список. — Это уже почти армия. Между прочим, поручить вам работу с волонтёрами предложил пану Лелевелю именно я. Рад, что не ошибся. — И, поднимаясь, добавляет многозначительно: — У меня на вас вообще большие виды…