Впрочем, как выясняется, это лишь прелюдия к основной теме.
— А теперь, — продолжает Зых, откладывая письмо, — я передаю слово полковнику Заливскому. Он доложит о состоянии дел, связанных с подготовкой к выступлению в границы Царства Польского.
Полковник сжато, в общих чертах, докладывает ситуацию.
Отряды для вторжения сформированы и ждут сигнала. Помощь волонтёрам в пересечении границ будет оказана эмигрантами на местах. Оружие и амуниция ждут на территории Царства в опорных точках восстания. План действий (нападений на российские гарнизоны) подготовлен. Готовы также зажигательно сочинённые листовки и брошюры для привлечения в наши ряды сочувствующих крестьян. (Кремповецкий с видом скромной гордости откидывается на спинку стула.) Приняты меры, чтобы накануне восстания и после его начала во всех костёлах Привислянского края ксендзы поднимали народ…
Внимательно слушая полковника, отдаю должное работе, проделанной за считанные месяцы. Чувствуется британская методичность, скрупулёзность и основательность. Конечно, план составлял покойный Гилмор, иначе и быть не могло. Поляки к системной работе приспособлены слабо. Это люди-порох, люди-ураган, люди-вдохновение. Их вспышки недолговечны. Однако в порыве краткосрочного энтузиазма дров способны наломать немало…
Да, серьёзная работа. Закопавшись в переговоры с волонтёрами, я её масштабов толком не представлял, хотя и знал, разумеется, что кроме меня на подготовку восстания работают и другие люди. Но вот странность: бросается в глаза (точнее, в уши), что полковник излагает ситуацию в самых общих выражениях. Ничего конкретного, никаких деталей и подробностей. Солтык пытается задать уточняющий вопрос, однако Зых его останавливает.
— С вашего позволения, панове, подробностей не будет, — заявляет сурово.
— Почему? — тут же спрашивает неугомонный Кремповецкий.
— Потому что где-то рядом находится русский агент, а ему наши секреты знать ни к чему, — поясняет Зых. — Особенно в канун решающих событий.
С этими словами человек-сова меряет собравшихся подозрительным взглядом.
Заявление Зыха производит сильный эффект.
— С чего вы взяли? — восклицает Петкевич, вскакивая на ноги.
— Ерунда какая-то, — вторит Гуровский.
— Ерунда? Если бы… Помните мсье Фуко? Он недавно был у нас в Комитете. Прекрасный человек, очень помогавший нашему движению…
— Помним, и что?
— А то, что несколько дней назад его убили. Пулей, прямо в сердце. И спрятали тело на свалке. Кто усомнится, что преданный друг Комитета пал жертвой наших врагов?
— Чёрт побери… — бормочет Гуровский.
— И это лишь один эпизод, — сурово говорит Зых. — Скажу прямо: есть все основания полагать, что враг не просто существует — он активно действует. И, разумеется, прежде всего он стремится сорвать наше выступление. (Полковник по-бычьи наклоняет крупную голову и делает непристойный жест.) Вот так.
Некоторое время собравшиеся обдумывают неожиданные сведения.
— Что в этой связи вы намерены предпринять как временный глава Комитета, пан Цешковский? — официальным тоном спрашивает Водзинский.
— Делается всё необходимое — неопределённо отвечает Зых. — Вы можете быть уверены, пан Водзинский… и все наши соратники тоже… что в ближайшие дни враг будет раскрыт и наказан. А пока предлагаю сохранять полную секретность, быть настороже и сообщать мне обо всех странных или подозрительных событиях в Комитете.
— Хорошенькое дело, — бормочет Кремповецкий. — Оказывается, за нами шпионят…
— А вы ждали чего-то другого, пан Тадеуш? Для русских мы, как кость в горле, — негромко произносит Зых. — Они нас боятся, боятся нашей борьбы за независимость родины, и не напрасно. Мы победим любой ценой!
— Да здравствует Польша! — кричит Солтык, выпучив глаза.
Началось… Сейчас кто-нибудь затянет «Еще Польска не сгинела».
Словно предчувствуя такую угрозу, человек-сова быстро поднимает руку.
— И ещё, панове… На три дня я должен оставить Комитет. Дела требуют моего отъезда из Парижа. Мы с полковником Заливским должны посетить… впрочем, не будем вдаваться в подробности. На эти дни исполнять обязанности председателя Комитета я попрошу… — следует короткая пауза, — пана Гуровского.
Бывший граф неторопливо поднимает со стула тучное тело.
— Почту за честь! — веско произносит он.
И, прижав руку к сердцу, хрипловатым баритоном запевает «Еще Польска не сгинела».
Н-да… Чему быть, того не миновать.
Машинально подпевая сподвижникам, думаю о том, что время неофициального визита за бумагами Зыха определилось само собой.