— Может быть, есть смысл предупредить мсье Андре? — предполагает Каминский.
— Я об этом думал, — говорю ему. — Но, честно говоря, смысла не вижу. При всей важности операция небольшая. Мсье Андре со своими агентами тут не в помощь. Я и вас-то привлекаю скорее на всякий случай.
— Ну, смотрите, — произносит пан Войцех с некоторым сомнением в голосе.
На том пока и расстаёмся.
Вернувшись в Комитет, некоторое время бесцельно слоняюсь по кабинету или перебираю старые бумаги. За окном хмурится февральский день. До ночи заняться решительно нечем. Но минут через двадцать заглядывает Гуровский и значительным тоном приглашает к себе.
Выясняется, что у него уже сидит Солтык, а на столе выставлены две бутылки коньяку, и ничто не мешает задушевной беседе соратников. Тем более, что Агнешка приносит кое-какую закуску. Пить да радоваться…
— За нашу победу! — возвещает Солтык и, подавая пример, опрокидывает рюмку одним духом.
После второй, а потом и третьей беседа льётся не хуже коньяку. Солтык проклинает трусливых французов, которые ставят Комитету палки в колёса. А ведь и дураку ясно, что в борьбе с Николаем и Россией надо выступать единым фронтом. («А вот англичане молодцы», — замечает Гуровский.) Да, англичане молодцы. Пруссаки тоже молодцы. И мы знаем, с кем союзничать после победы!
После пятой Гуровский начинает вспоминать своё поместье под Варшавой, конфискованное российскими властями за участие в Восстании. Договариваемся, что после победы мы всем Комитетом приедем к нему гостить. «Как братьев встречу!» — грозится Гуровский, в очередной раз протягивая руку к бутылке. Патриотический градус неуклонно повышается. «Еще Польска не сгинела» не звучит лишь потому, что нас всего трое.
Хотя вот уже и четверо. На шум голосов заглядывает Кремповецкий и тут же, не дожидаясь приглашения, усаживается за стол. А чего церемониться, если все свои.
— Выпьем за нового председателя Комитета пана Цешковского! — предлагает он.
— Минуточку! — говорит Солтык, нахмурившись. — С каких это пор Цешковский новый председатель Комитета? Мы его не выбирали.
Кремповецкий только отмахивается.
— Не выбирали, так выберем.
— Это зачем? У нас уже есть Лелевель. Ну, правда, пока в отъезде…
— Дело не в отъезде, панове! — Кремповецкий понижает голос. — Вы же знаете, что Лелевель уже немолод и здоровьем слаб. Не та энергия, не та хватка. Опять же, — после скандала с англичанином авторитет уже не тот… А пан Цешковский человек ещё молодой, голова работает за двоих, характер кремень. Чем не председатель? Да он за свободу родины душой болеет, ночей не спит…
Солтык хмыкает.
— Кто ж по ночам спит, если под боком молодая жена?
Словно кто-то со всего размаха вгоняет в сердце толстую иглу. Двинуть бы краснорожему Солтыку в челюсть, да со всего размаха, от души…
— Зря смеётесь, пан Роман! — назидательно произносит наш публицист. — Такие, как Цешковский, — это новое поколение борцов! Это наша надежда и наша смена! — Кремповецкий неожиданно тычет пальцем в меня: — Вам сколько лет?
— Тридцать два, — признаюсь я, слегка ошалев от бурного темперамента пана Тадеуша.
— Вот видите, всего тридцать два! Он тоже наша смена! Мы, старики, сойдём в могилу, а они подхватят и продолжат! Лично я на них родину оставлю со спокойной душой…
Пьём за новое поколение борцов, и я откланиваюсь, сославшись на лёгкое недомогание и необходимость хорошенько выспаться. «По пути скажите Агнешке, чтобы ещё ветчины подрезала», — напутствует Гуровский.
Передаю девушке его просьбу и заодно забираю ключи.
— Верну завтра утром, — обещаю, благодарно погладив по плечу. — Не забудь: охраннику — весь пузырёк до капли.
— Да не забуду, не забуду… Удачи тебе! — бормочет девушка и обнимает с таким жаром, словно видит в последний раз.
По пути домой размышляю, а не отдохнуть ли мне перед ночным приключением. Время вполне позволяет. Тут главное не проспать. Поэтому дома, прежде чем подняться на свой этаж, заглядываю в комнату консьержки и прошу разбудить в десять вечера. Теперь можно и на отдых.
Ночной Париж ничем не лучше дневного, только опаснее. Чем шляться по февральской слякоти, нормальный человек в это время сидит дома. А у запоздалого пешехода есть немало шансов встретить на пути лихих людей, которые с удовольствием очистят его карманы, если только не проломят голову. Мне же нынче не до посторонних встреч. К счастью, живу я недалеко от Комитета, поэтому надеюсь добраться до особняка целым и невредимым. А там и долгожданная встреча с бумагами Зыха.