В кафе вечером людно, однако довольно тихо. Публика чистая, степенная, пьют умеренно, стало быть, и на крик не срываются. Заняв крохотный столик у окна, мы садимся, причём мой визави пальто снимает, а я своё лишь расстёгиваю. Не хватает, чтобы «Ле Паж» на глазах у публики вывалился из кармана.
— Слушаю вас внимательно, — говорю незнакомцу после того, как официант принимает заказ на кофе и коньяк.
— Да, конечно… Только не знаю, с чего начать.
— Начните с простого, — советую я. — Например, назовите имя.
— Войцех меня зовут. Войцех Каминский.
— Чем занимаетесь, пан Каминский?
— Двадцать лет прослужил следователем Миньской поветской прокуратуры в Мазовецком воеводстве, а недавно вышел в отставку.
Внимательно смотрю на него.
— Миньская поветская прокуратура, — повторяю задумчиво. — Солидно… А почему вышли? Возраст у вас ещё вполне служивый. С начальством не поладили?
— Напротив. Начальство против отставки возражало.
— Здоровье не в порядке?
— Да нет, грех жаловаться.
— Ну, тогда ваше здоровье. Его много не бывает. — Поднимаю рюмку с коньяком, отхлёбываю. — Значит, семейные обстоятельства?
— Какие там обстоятельства. Я человек одинокий.
Я развожу руками.
— Сдаюсь! Ну, не томите. Выкладывайте уже, почему бросили службу и уехали в Париж. Неужели решили послужить святому делу освобождения Польши от русского гнёта?
Каминский пожимает плечами.
— В каком-то смысле да, хотя и не всё так однозначно. Не знаю, поймёте ли…
Машинально попивая кофе, он принимается рассказывать свою историю. Если отвлечься от деталей, суть её такова.
Весной нынешнего года Каминский расследовал двойное убийство в городишке Калушин. Погибли русский чиновник из канцелярии наместника и его невеста, местная девушка-полька. Их лишили жизни с изощрённой, можно сказать, дикой жестокостью…
Бывший следователь скупо делится подробностями преступления. Видно, что ему тяжело вспоминать картину, которую пять месяцев назад увидел в заброшенном доме на краю Калушина. А мне тяжело слушать. Ах, как тяжело… Но я слушаю, уставившись взглядом в чашку, чтобы скрыть нахлынувшее волнение.
— Невероятно, — говорю наконец, не поднимая глаз. — Деяние прямо-таки дьявольское. В чём были виноваты эти несчастные?
— Русский чиновник провинился в том, что он русский. А девушка в том, что полюбила москаля.
— И это всё?
— Для «народных мстителей» вполне достаточно.
— Вы уверены, что это были именно они?
— Я это установил.
— И значит…
— Фактически это была казнь. Показательная расправа, от которой содрогнулась вся округа. Если хотите, урок на будущее для каждого, кто хотя бы доброжелательно посмотрит на русского.
Даю официанту сигнал повторить коньяк.
— Ну, предположим, — говорю я, вертя в пальцах рюмку с тёмно-золотистым напитком. — Однако пока не вижу связи между расследованием убийства, вашей отставкой и прибытием в Париж.
— Я же говорил, что не уверен, поймёте ли вы меня…
По горячим следам Каминский выяснил у местного старосты, где затаились «народные мстители». Свой лагерь они разбили в Калушинском лесу, у истока Ведьминого ручья, где, по слухам, в незапамятные времена стояло волховное капище. Оставив место происшествия на полицейских, следователь поскакал в Варшаву, в наместничество. Уже через несколько часов добился приёма у наместника Царства Польского графа Паскевича. Потрясённый трагической гибелью своего чиновника, Паскевич немедленно распорядился уничтожить «мстителей». По его приказу Каминский выдвинулся в Калушинский лес вместе с батальоном Мазовецкого гарнизона и присутствовал при разгроме повстанцев…
— Однако, — хмуро замечаю я. — Выходит, вы фактически сдали властям наших людей?
Разом побагровевшие щёки Каминского вскипают желваками
— Каких, к чёртовой матери, людей? — рычит он чуть ли не шёпотом. (Правильно. Внимание окружающих привлекать ни к чему.) — Зверьё это, а не люди. Позор Польши и своих матерей… Сдал и ни на грош не жалею! Трижды сдал бы, если б мог!
Не сдержавшись, бьёт кулаком по столу (официант с удивлением поворачивается в нашу сторону) и вызывающе смотрит на меня, однако я не расположен к дискуссии.
— Не горячитесь, — предлагаю негромко. — На нас уже оглядываются… Что было дальше?
Солдаты, окружив отряд, почти полностью перебили «мстителей». Немногих оставшихся Каминский, не теряя времени, допросил там же, в лесу. Выяснилось, что отрядом командовал некий Ян Зых, — единственный, кому удалось ускользнуть из окружения. Пленники рассказали о нём кое-что интересное. В своё время Зых учился в Виленском университете, однако был отчислен за участие в тайном студенческом обществе филоматов[8]. Свирепо дрался с москалями в дни Восстания, а после разгрома, сколотив отряд из недобитых повстанцев, засел в лесу и терроризировал всё воеводство.
8
Филоматы — тайное патриотическое и просветительское объединение студентов Виленского университета, действовавшее в 1817–1823 годах.