— Жить пока будешь здесь. Завтрак через два часа. И смотри, без глупостей!
С этими словами служанка мамаши Боннет, сурово погрозив Агнешке толстым пальцем, удалилась.
Как только старуха ступила за порог, Агнешка быстро огляделась. Комнатка на втором этаже была крохотная, с широкой кроватью (куда ж без неё в борделе?), туалетным столиком и парой стульев. Да в углу умывальник с вешалкой — вот и вся скудная обстановка. И чёрт с ней.
Агнешка выглянула в окно. Оно выходило на внутреннюю сторону дома. Отлично. А на двери установлена щеколда. Замечательно. Девушка тихонько закрыла её. Теперь можно приниматься за дело.
Откинув покрывало, Агнешка сняла с постели две простыни и быстро соединила крепким узлом. Один конец привязала к ножке кровати. Распахнув небольшое окно, выбросила второй наружу. Взобравшись на стул и держась за импровизированную верёвку, с трудом выбралась в окно. Теперь всё зависело от силы рук. Но на руки Агнешка никогда не жаловалась.
Этажи были невысокие, и конец простыни свисал почти до земли. Агнешка спускалась медленно и осторожно, буквально по сантиметру. Бешено колотилось сердце — не от страха высоты, а из-за опасения, что кто-нибудь увидит беглянку и поднимет шум. Но в этот ранний час всё было тихо. И вот наконец ноги коснулись тротуара.
Агнешка сразу решила, что из борделя сбежит. И не потому, что честной девушке там делать нечего (а себя она считала девушкой честной), — дело в другом. Из разговоров своих похитителей она поняла, что её Цешковскому грозит опасность, что на него собираются напасть. Значит, Ежи надо спасать любой ценой. Она ведь не соврала Мазуру, когда сказала однажды, что если любит человека, то будет с ним до конца. Просто, говоря так, она про себя думала не о Мазуре, а о Цешковском.
Однако побег из борделя был только первым шагом. Теперь предстояло как можно быстрее покинуть Сите и выбраться в центр Парижа. Деньги с собой у неё были, нашлась бы только любая карета, повозка… да что угодно, лишь бы с колёсами и лошадьми.
Свернув за угол, она увидела неторопливо ехавшую навстречу телегу водовоза, запряжённую гнедой кобылой. На облучке сидел старик с трубкой в зубах и, кажется, дремал на ходу.
— Стой! — крикнула Агнешка, бросаясь навстречу.
Подняв голову, старик флегматично уставился на красивую девку с растрёпанными чёрными волосами, без малого кинувшуюся под колёса. Натянул вожжи.
— Чего тебе? — спросил без удивления, ибо жизнь в Сите удивляться отучает.
Агнешка, не говоря ни слова, ловко залезла на облучок рядом с ним и сунула несколько монет.
— Получишь столько же, если отвезёшь, куда надо, — пообещала она.
Старик подбросил монеты на мозолистой ладони и сунул в карман куртки.
— А куда надо? — только и спросил.
— Квартал Сент-Оноре, Анжуйская улица. Знаешь, где это?
— Ну, так… примерно.
— Я там покажу. Только быстрее, ради бога, быстрее!
Старик щёлкнул кнутом, и гнедая проворно затрусила по узкой улочке.
Агнешка понимала, что одна со своими похитителями не справится. (А если вместе с ними к Цешковскому придёт кто-то ещё?) Поэтому решила, что сначала заедет в комитетский особняк и заберёт с собой охранника Збигнева. Мужик здоровый и вооружённый. А уже вместе с ним поспешат на улицу Пирамид, где квартировал Цешковский. Вдвоём они смогут защитить Ежи. Лишь бы успеть… Сердце любящей женщины — вещее. И сейчас оно громко кричало, что возлюбленный в смертельной опасности.
В квартиру продолжают стучать, — ожесточённо. И я слышу из спальни, как в прихожую выходит Беата.
— Кто там? — недовольно спрашивает она, удивлённая такой настойчивостью.
— Это я, пани Беата, — звучит грубый мужской голос.
— Кто это «я»?
— Збигнев, охранник в Комитете.
— Что вам надо, Збигнев?
— Срочное письмо для пана Цешковского. Важное очень. Велели передать как можно быстрее.
Беата выдерживает паузу.
— Пана Цешковского сейчас нет, — говорит наконец.
— Ну, тогда примите вы. А то как бы чего не вышло…
А что, собственно, может выйти? И кому понадобилось депешировать Зыху рано утром? Странная ситуация. С другой стороны, Збигнев не посторонний, не с улицы…
— Пойди стань за дверью и посмотри, что к чему, — тихо говорю Жаку. (Тот кивает и выскальзывает в прихожую.) — Пан Войцех, на всякий случай заткните ему рот чем-нибудь, — прошу Каминского, указывая на Зыха.
Сотоварищ с готовностью вытаскивает носовой платок, однако выполнить просьбу не успевает.
В прихожей творится что-то непонятное. Судя по топоту ног, в неё кто-то ворвался. Оторопев, слышу неожиданные, странные, жуткие звуки. Болезненный возглас Беаты… Глухой удар и короткое, оборвавшееся восклицание Жака, а следом стук упавшего тела… Хищный женский вопль, в котором с содроганием узнаю голос Агнешки…