— Скоро будешь, как Майкл , — шутил папа.
Я поступил в на врача, и после первого курса меня направили по программе обмена студентами на год в Сорбонну в Париж.
— Теперь я взрослый, — сказал я папе.
— Почему ты так решил? — спросила мама.
— Потому что вы отправляете меня одного во Францию, — сказал я.
— И что ты этим хочешь нам сказать?– спросила мама.
— Что на каникулы я из Парижа поеду в Краснополье, — сказал я, — и найду Дашу.
— Может, она давно вышла замуж, — осторожно сказала мама.
— Может, — согласился я, — но я об этом должен знать.
— Если кто-то об этом знает в Краснополье?! — сказал папа. — Там, наверное, не осталось ни одного знакомого человека.
— Кто-нибудь да остался, — сказал я.
— Пусть едет, — сказала мама, — иначе он никогда не успокоится.
А мне сказала: «Но если ты ничего не узнаешь о ней, снимаешь ее портрет над кроватью и ищешь себе невесту. Договорились?»
Я согласился. Я сейчас согласился бы на всё: главное, что мне разрешили ехать в Краснополье. Я не верил вернувшимся письмам.
И в первую же свободную неделю я поехал в Беларусь. Добравшись до Могилева, я взял билет на Краснополье. И здесь же на автовокзале неожиданно встретил Саньку , Царского палача. Он очень изменился, постарел, пополнел и, как мне показалось, даже стал ниже. Первым он меня узнал. Замер, широко вытаращив глаза. А потом удивленно сказал:
— Вы же уехали в Америку?!
— Уехали, — успокоил я его. — А вот теперь приехал в гости.
— К кому? — спросил он.
— Ко всем, — сказал я.
— В Краснополье едешь? — спросил он.
— Да, — сказал я.
— На какой рейс? — поинтересовался он.
— Сейчас, — сказал я, и он обрадовался:
— Значит, на моем автобусе. Я шофером работаю на междугородних рейсах, — он еще раз внимательно посмотрел на меня и восхищенно сказал: — Глазам не верю, что это ты! Тебя не узнать — настоящий американец., по-английски шпаришь лучше нашей Марии Яковлевны?
— Шпарю, — признался я.
— А из нашего класса в Краснополье я остался один. Женился, уже имею. В общем, старею, — сказал Санька и вздохнул почему-то.
— А ты знаешь, где кто? — спросил я.
— Откуда я знаю?! — развел руками . — Знаю только, где Царь. Не поверишь, когда услышишь!
— Почему не поверю? — сказал я.
— А потому что он в Германии. Женился на еврейке из Кричева и укатил с ней в Дюссельдорф, — Санька вдруг стукнул себя по лбу и сказал: — тараторю с тобой полчаса, а у кого собираешься остановиться, не спросил.
— В гостинице, — сказал я.
— Никаких гостиниц, — сказал Санька. — У меня остановишься. Кстати, ты мою жену знаешь, вашей соседки дочка.
Мы говорили с Санькой до самого отхода автобуса, потом он посадил меня на приставное сиденье возле себя, и мы продолжали разговор до самого Краснополья. Говорили обо всем, но главный интересовавший меня вопрос я все отодвигал и отодвигал на потом, боясь получить не радостный для меня ответ. Но перед самым Краснопольем, когда уже проехали льнозавод, я не выдержал и спросил:
— А ты не знаешь, где Даша?
Санька удивленно посмотрел на меня и сказал:
— А я думал, вы переписываетесь? Хотел только что про нее у тебя спросить.
— Я не знаю, где она, — сказал я.
— Они уехали через несколько месяцев после вас, — сказал Санька. — Ее родителей перевели куда-то в Гомельскую область. Она всем говорила куда, но убей меня, я не помню... Вот и все, что я знаю, — сказал он и виновато развел руками.
— И никто не знает? — переспросил я.
— Никто, — сказал Санька.
И мы начали говорить о чем-то ином. Потом мы еще долго говорили у Саньки на кухне за бутылкой водки, я слушал его, о чем-то говорил сам, но мысли кружились вокруг Даши, как бабочки вокруг свечи, и, натыкаясь на пламя, сгорали, обжигая меня. А потом, под утро, Санька сказал:
— А Царь хвалился, что это его маманя перекинула поглубже в радиацию. Чтобы Советскую власть уважали! — Санька закурил, затянулся, выпустил ровное круглое кольцо из дыма, какое в школе умел делать только он, и, выругавшись, сказал: — они! Больше радиации, чем в нашем Краснополье, нигде нет!
Я не знал, что мне делать дальше. Утром Санька взял мне билет на трехчасовой рейс на Могилев. Я привез целый чемодан сувениров для знакомых, но из знакомых в поселке остался лишь Санька, и я весь чемодан оставил ему. Оставил себе только Барби.
ЛЕГЕНДА О ПОСЛЕДНЕМ КРАСНОПОЛЬСКОМ ЕВРЕЕ
Санька утренним рейсом поехал на Костюковичи, а я пошел на кладбище. Убрал могилы, все подряд, ибо я не знал, где точно лежат мои бабушки и дедушки. Папа мне объяснял перед отъездом, но на заросшем травой кладбище трудно было что-то отыскать. Убрав все, что смог, я сел передохнуть на огромный валун, что лежал у кладбищенской ограды. Я задумавшись и не заметил, как ко мне подошел человек.
— Устали? — спросил он.
Я поднял глаза: возле меня стоял пожилой седой мужчина в клетчатой фланелевой рубашке и потертых джинсах.
— Устал, — честно признался я.
— Давно сюда никто не приходил, — сказал мужчина и внимательно посмотрел на меня. — Вы случайно не внук -белошвейки?
— Внук, — кивнул я.
— Вы случайно не из Америки? — спросил мужчина.
— Случайно, да, — улыбнулся я и сказал: — я пытаюсь вспомнить вас и не могу: не узнаю.
— А откуда вам меня знать, — сказал мужчина. — Когда вы уезжали из Краснополья, в поселке было (немножко евреев) и не было меня. А сейчас здесь нет ни одного еврея, и есть я.
— Раз вы есть, значит, есть евреи, — заметил я.
— Я — это другой вопрос. Я не просто еврей, а Последний Еврей Хаим Рабинович.
— Я знал здесь Рабиновичей, — сказал я. — Вы случайно не их родственник?
— В каком-то смысле да, а в каком-то нет, — сказал мужчина. — Я Рабиновичам такой же родственник, как и вам. Я Хаим, потому что все евреи Хаимы, и Рабинович по той же причине. А отчество, конечно, Соломонович. Это вам о чем-то говорит?
— Нет, — сказал я и с любопытством посмотрел на мужчину.
— Тогда я вам объясню, — сказал мужчина. — Когда Бог разбросал евреев по всему миру, он сказал всем живущим: не гоните этих людей от себя. Разрешите им жить с вами. Ибо пришли они к вам не по своей воле, а по моей. И с ними пришло на вашу землю благословение. А если уйдут они с вашей земли не по своей воле, а вами гонимые, то навеки уйдет благодать от вас. Только не все эти слова сердцем слушаливздохнул мужчина, пот со лба утер. — Где евреи ушли гонимые, где по своей воле края покинули. И решил Бог в тех местах, откуда по своей воле ушли евреи, поселить Последнего Еврея. Пока память в тамошних людях о евреях жива, живет в их краях Последний Еврей, а с ним и Божье благословение. Вот я и есть Последний Краснопольский Еврей. Живу, чтобы здесь земля родила, чтобы счастье в дома заходило... Так что я родственник всех здешних евреев! Всех их знаю, про всех помню. И вашего папу знаю, и вашу маму помню. И знаю, что на врача вы учитесь. Ваша бабушка не поверила бы, что внук её доктором будет! — мужчина хитровато посмотрел на меня и сказал: — Чувствую, что вам хочется о чем-то спросить старого Хаима. Так вы спрашивайте, не стесняйтесь. Рабинович много чего знает!
И я спросил про Дашу.
Мужчина прищурил глаза, как будто попытался что-то посмотреть вдали, помолчал минуту, а потом сказал: