— …А вообще Кингдом Кам — лажа, — сказал кто-то. — Дешевая подделка под Цеппелинов.
Фраза вызвала шквал эмоций… Паренек оставил гитару и бросился защищать Ленни Вольфа и его товарищей. Майкл подобрал инструмент и нехотя взял несколько нот.
— Stairway To Heaven. Лестница на небеса1, — радостно сообщил Эдик. — Это уж точно не Кингдом Кам!
Майкл поднял на него глаза и приветливо кивнул. Затем представил новых гостей словно своих лучших друзей. Со всех сторон потянулись руки и посыпались клички, одна другой чуднее. Денису показалось, что он попал на маскарад имен. Маша чувствовала себя относительно уверенно — атмосфера тусовки была ей знакома. Зато Эдик вписался в компанию просто и легко. Через несколько минут он уже рассказывал байки из жизни музыкантов, сыпал терминами и жонглировал названиями групп, которые прежде никто не знал. Не прошло и получаса, как он был здесь уже авторитетнейшим чуваком, и к нему обращались со спорными вопросами.
Вскоре выяснилось, что запасы пива сильно ограничены. К счастью, у Хмурого на балконе оказалась двадцатилитровая фляга, почти полная яблочной бражкой, из которой тот щедрой рукой черпал ковш за ковшом.
Вскоре Денису стало казаться, что время в комнате то ли остановилось, то ли ходит по замкнутой кривой. Разговор ни о чём лился сам собой из ниоткуда в никуда, и никого это ничуть не напрягало. Казалось, что так было, есть и будет всегда. Дух всеобщего братства пронизал квартиру. С наступлением ночи стало ясно, что большинство гостей по домам не собирается. Достигшие кондиции один за другим валились впритык друг к другу в родительской комнате. Оставшиеся устроили танцы под какую-то попсу в спальне Хмурого. В зале, напротив компьютера, образовалось полусонное царство.
Лишь кухня оставалась местом активного бдения. Гонец (в лице Хмурого) регулярно поставлял сюда ковши с бражкой, пока ему это не надоело и он не водрузил на стол трехлитровую банку.
— Больше на балкон не пойду — там дорогу телами заложили, — сообщил он, после чего, видимо, присоединился к телам, поскольку больше его не видели.
В третьем часу ночи Маша, выйдя на кухню, обнаружила, что там остались только двое: Денис и Майкл.
— А где Эдик? — спросила Маша.
— Предпочитает танцы, — ответил Денис.
— Танцы кончились.
— Значит, спит у кого-то под боком.
— Возле него Иринка крутилась, — пояснил Майкл. — Спроси у нее.
— Знать бы, где она, — пробормотала Маша. — Пойду, поищу его.
Майкл проводил ее глазами.
— Эдик — ее бой-фрэнд? — спросил он Дениса.
— Нет. Я — ее бой-фрэнд, — ответил тот.
— А-а-а… — протянул Майкл и пыхнул сигаретой.
— Я всё знаю, — сказал Дэн.
Майкл посмотрел на него долгим взглядом.
— Мир несовершенен. Жизнь полна парадоксов. Все друг друга ревнуют. Многие — ненавидят. Но никто ничего не может изменить. Тусовка в этом смысле — модель социума в миниатюре, — произнес он.
— Тебя это устраивает?
— Вполне. Здесь каждый чувствует себя частью общего целого; это избавляет от одиночества.
— Я — привык к одиночеству, — сказал Денис.
— Как писатель, ты всё равно общаешься с людьми, — заметил Майкл.
— Это — другая форма общения, — возразил Денис. — В душе я всегда одинок. В рассказах я несу людям свое видение мира, а оно индивидуально.
— Автор должен быть одинок, — Майкл плеснул себе и Денису бражки. — Но одно другому не мешает. Я — это я, тусовка — это тусовка, но мне здесь хорошо.
— Скажи, Майкл, — спросил Денис, — почему именно «Профессор Плейшнер»?
Майкл отхлебнул бражки и собирался что-то ответить, но в этот момент появилась Маша.
— Не нашла. Там темно и кругом чьи-то ноги. Ничего, если я посижу с вами?
Майкл налил на три четверти стакана мутной жидкости.
— Садись. Бражку будешь?
Маша села на придвинутый ей Денисом табурет и взяла в руку стакан.
— Почему «Плейшнер», говоришь? — переспросил Майкл. — Это — из сериала про Штирлица. Помнишь анекдот: идя по четной стороне Цветочной улицы, Штирлиц внезапно остановился и поднял глаза. Это были глаза профессора Плейшнера.