— Все! — не выдержал Садыков. — Вы у меня вот где!
Он показал на свое горло.
— Я взял вас из сочувствия. Хотя по службе к вам было очень много претензий. Но вы служили под началом полковника Коптева, а это уважаемый человек. Теперь районным отделом полиции руководит. Думал, что вы у него чему-нибудь научились. Потом взглянул на ваше личное дело. Кроме выговоров, ничего там нет. Другие как-то умудряются…
— Ну да, — согласился Ерохин, — тот самый участковый, о котором я уже рассказывал, после того задержания получил за поимку особо опасного миллион рублей премии. А с меня в порядке поощрения сняли ранее наложенное взыскание.
— Пишите заявление, — напомнил Садыков, кладя на стол перед ним лист бумаги для принтера.
— Прошу уволить меня по собственному желанию, — начал писать Сергей, диктуя вслух самому себе, — в связи с переходом на новую более престижную работу. На чье имя?
— На мое, — подсказал зам по кадрам.
Закончив писать, Ерохин протянул листок Садыкову и, когда тот взял его, спросил:
— Коптев тоже в числе учредителей «Сферы»?
Зам по кадрам попытался выдернуть листок, но Сергей держал его крепко.
— Так он — учредитель?
— Отдайте ваше заявление, — прошептал зам по кадрам.
— Ответите — отдам, хотя я и так это знаю.
— Если знаете, то зачем спрашиваете? И запомните: меньше знаешь — лучше спишь.
Садыков забрал листок, положил на стол и начал разглаживать ладонью помятый уголок.
— Теперь по поводу этой Фатимы, — продолжил Ерохин. — Однажды я поймал ее на служебном входе, когда она выносила два пакета с ворованным товаром. Она мне клялась больше этого не делать. Не делает, но теперь воруют те, кого она привела на эту работу и кому сдает жилье. Они под одеждой выносят дорогой алкоголь, банки с икрой и прочее. За день на пятьдесят тысяч выносят легко. Потом это списывается на воровство покупателей, на бой. У Фатимы есть постоянная клиентура. Она работает под заказ.
Он пошел к выходу и, когда взялся за ручку двери, услышал слова Садыкова:
— Расчет получите в понедельник. Я даже распоряжусь, чтобы вам премию выписали тыщонку-другую.
Ерохин сидел за столиком в пивной забегаловке и слушал современную музыку в исполнении популярных певцов.
— Не важно, кто чего спросил, не важно, кто чего ответил, — противно растягивая слова, шептала певица, а может, и певец, — таких, как я, на белом свете больше нет…
«Значит, все-таки певица», — догадался Сергей.
Подошла официантка и поставила на стол кружку с пивом и тарелку, на которой лежала вяленая рыбка.
Пиво было немецким, сваренным в Калуге, а плавники крупной плотвички были не розовые, а серые.
— Что еще желаете? — спросила девушка.
Ерохин понюхал рыбу.
— У местных рыбаков покупаете? — спросил он.
— Не знаю, — пожала плечами девушка и покраснела.
— Бензином пахнет: в черте города ловили.
— Унести?
— Оставьте.
Он сделал небольшой глоток. Потом начал чистить плотву. Рыба чистилась плохо.
Сергей так увлекся этим занятием, что не заметил, как к столику кто-то подошел. Разглядел только ноги в стоптанных рыжих ботинках.
Поднял голову и увидел перед собой мужчину лет шестидесяти.
— Привет, Калоша, — сказал он, снова вернувшись к плотве.
— Сколько зим, сколько лет, — обрадовался мужчина, перетаптываясь с ноги на ногу.
— Присаживайся, — кивнул Ерохин.
— Сколько лет! — повторил Калоша. — А вы не при делах сейчас, как я слышал. Столько теперь интересного, а поделиться не с кем. Был один честный мент в районе, но его убрали.
— А ты, я гляжу, разбогател: шалманы посещаешь. А прежде в своем подвале только вечеринки устраивал.
— Я здесь по делу: рыбу ловлю, вялю и сдаю на реализацию, раз в неделю прихожу за выручкой, — он показал на очищенную рыбку, — эту плотвичку тоже я поймал, кстати.
Сергей протянул ему плотвичку.
— Угощайся.
Калоша вздохнул.
Ерохин подвинул ему свою кружку и сказал:
— Пей, я, как ты знаешь, прежде не пил, и сейчас не приучился. Взял кружку просто так, чтобы домой не тащиться.
— Вы все там же обитаете? — спросил бомж.
— Сдаю квартиру. Разбил машину в свое время. На новую денег нет, и решил таким образом подзаработать. Теперь там студент тусуется. За два года он мой долг за машину покрыл, но попросил до конца сессии там пожить. Осталась всего неделя. Даже меньше. А у тебя что?
— Да я тоже свой подвал армянскому сапожнику отдал. Он все там оборудовал. С утра до вечера работает, а я только переночевать прихожу. Чисто, кожей пахнет, ваксой всякой — приятные запахи. Сапожник меня заодно обувью обеспечивает. Жизнь налаживается, как говорится.