И тотчас я ощутил на своем плече жесткую руку. Поднял глаза - так и есть, ультрамариновая куртка, скучные серые глаза.
- Ну, пойдем, глиняный... Не держи зла.
Широкий прямой коридор казался бесконечным. Что-то случилось с законами перспективы, а может, изменилась геометрия пространства - но не было ему конца, лишь неясное бурое марево плыло перед глазами.
Я медленно шагал вперед, отчего-то припадая на правую ногу, с обеих сторон стояли дети. Разного возраста - от семи лет и, похоже, до тринадцати, но одинакового облика - всё мальчики в футболках цвета морской волны. Коротенькие шорты, приглаженные волосы, сверлами вонзившиеся мне в спину глаза. И шепот, монотонный, словно бьющаяся о песчаный берег морская волна.
- Мы прощаем тебя, Уходящий... Мы прощаем тебя... Исчезай с миром...
Не было конца этому унылому шествию. Дети-марионетки всё повторяли и повторяли одно и то же. Должно быть, и им это надоело - приглядевшись, я заметил, что кое-кто лишь разевает рот в такт остальным. Кое-кто из старших, раздвинув указательный и большой пальцы, вздымали над головами малышей "козу", а те, напротив, относились к своей задаче как нельзя серьезнее. Сосредоточенные лица, широко распахнутые глаза, подрагивающие от усталости загорелые ноги, в неживом свете люминесцентных ламп казавшиеся сиреневыми, точно обтянутыми дамскими колготками.
- Мы прощаем тебя, Уходящий... исчезай с миром...
Откуда взялись эти дети? Почему они такие одинаковые, отчего живет упрямая грусть в их широко распахнутых глазах, зачем им все это надо? Струна... Загадочная, нелогичная, жестокая и запредельная Струна. И дети... Бесконечные, равнодушно глядящие мне вслед шеренги детей, завороженных, околдованных неслышным уху звоном, магической мелодией. Жертвы Крысолова? Или жертвы Струны?
Время будто замкнулось перекрученной петлей... Я все шел и шел, а коридор не кончался, и отражались от стен - теперь уж обычных, не мраморных, а всего лишь бетонных стен слова - "мы прощаем тебя, Уходящий... мы прощаем тебя..."
А, все равно, хуже теперь не будет, так почему бы и нет?
- Ребятишки, - резко остановившись, произнес я как можно громче, - а почему вы меня прощаете? Тут найдется хоть один, кого я обидел? Если да, пускай шагнет вперед. Нужно ведь еще и иметь это право - прощать...
Дети на секунду замерли - но лишь те, кто находился рядом. А стоявшие позади и те, до которых я еще не дошел, словно ничего и не случилось, продолжали заученно бубнить "мы прощаем тебя..." Мне тут же пришло в голову, что их, этих бедняг, наверняка мучили долгими тренировками. Иначе как объяснить такую ритмичность, такой слаженный хор мальчиков?
Впрочем, долго задумываться мне не дали. Болезненный тычок меж лопаток - и мой ультрамариновый провожатый злобно прошептал:
- Ну ты, козел, еще выступать будешь? С тобой поговорить напоследок, да?
Я обречено двинулся вперед. Что означает "поговорить", я уже знал. Общения со скрывшимися под черными масками следователями мне более чем хватило. Действительно, какой такой гуманизм по отношению к нам, "глиняным"?
А коридор никак не хотел кончаться, и порой ловил я себя на мысли - а может, всё уже свершилось, и это и есть она, загробная вечность... Потертый линолеум пола, мертвый свет ламп, монотонно шевелящиеся детские губы... "Мы прощаем тебя, Уходящий"...
5.
- Ну, готов? Спускайся, поехали! - мелькнув на пороге комнаты, крикнул Женя. И тут же куда-то умчался, этакий живчик.
Отчего бы и не поехать? Ничего другого и не остается. Альтернативы нет, не считая, конечно, лунного поля... А там теперь снег лежит, толстым слоем. Новый снег, нового года. И не осталось никаких следов от тех черных клякс в сухой траве... Разве что тени кружатся, белесые такие, стенающие... Увы, и этого нет, не верю я во всю подобную мистику. В конце концов, случившееся со мной куда более странно.
Я спустился во двор. Там, фыркая прогреваемым мотором, стоял приземистый "бизон", а на грязном, тающем снегу топтались Шура и Миха, ребята из Жениной группы. Докуривали, о чем-то негромко толковали, пересмеиваясь. Неплохие парни, мы не раз уже пообщались в бильярдной, не говоря уже о здешнем баре, "На Дороге". Кто сказал, что люди "Струны" не уважают пиво? Обывательские домыслы, господа! Особенно если завезут "Темное олларское"... это же такой букет! И как положено - раки, соленые сухарики, копченый судак... Бармен, старик Боксис, знает свое дело...
С сухим законом пришлось проститься в первые же дни. "Все, старик! решительно заявил Женя, - кончились у тебя дни воздержания. Вместе с опытом погружения на дно. Так возьми от жизни ее природные дары, не гнушайся простыми человеческими радостями!".
И я взял - стараясь, конечно, выдерживать меру. Не хватало еще потерять контроль. И пускай я не склонен к излишней болтливости, но все равно, не стоит забывать - хожу по мосту тоньше конского волоса. Шаг вправо, шаг влево... Забавно, еще две недели назад, обретаясь в подвале и подрабатывая разгрузкой да сбором бутылок, я чувствовал себя в большей безопасности. А здесь - тепло и свет, великолепное трехразовое питание, приветливые люди, с виду непохожие на мрачных аскетов... И тем сильнее я ощущал себя пешкой, стоящей под боем. Рано ли, поздно ли - собьют. Наивно полагать, что тогда, осенью не пересчитали кляксы, не отволокли трупы в грузовик. А еще наивнее думать, что исполнители и сами верят в сказку о милосердии Струны. Далекие миры за гранью тишины... Ну как же! Ищут меня. С сервера на сервер перескакивают запросы, сканируются мало-мальски подозрительные физиономии, обстоятельно расспрашиваются многочисленные "друзья Струны"... И рано или поздно кончится эта безмятежность... Я вот сейчас отъедаюсь и отсыпаюсь, хожу на медицинские процедуры, играю в бильярд и потягиваю пиво в компании симпатичных и даже слегка интеллигентных парней. А тем временем кто-то скрупулезно изучает дело Константина Ковылева, запрашивает свидетелей дальнегорского взрыва, сопоставляет факты и даты... Это лишь на первый взгляд моя легенда кажется железобетонной, а как знать, сколько зияет в ней трещин и откровенных дыр... Вот и остается просто жить - не загадывая на долгий срок.
Хлопнула тяжелая дверь, вылетел во двор суетливый Женя, на ходу что-то втолковывая высокому, мрачному парню. Такой вполне мог бы играть Кощея Бессмертного на детских утренниках. Хотя именно он здесь, на "базе", изображал в новогоднюю ночь Деда Мороза. Талантливо изображал, надо сказать. Из его объемистого мешка мне досталась простенькая деревянная дудочка. И что мне с ней было делать, при моем-то отсутствии слуха?