Разумеется, вертелся здесь же и непоседливый козленок Севка. То, неслышно приближаясь, подслушивал разговоры куривших и, подпрыгнув за их спинами, радостно визжал, убегая. То сосредоточенно пинал смятую жестянку из-под пива, то лепил снежок и начинал обстрел. Правда, чаще всего попадал в "молоко", а после единственного удачного броска был изловлен пострадавшим Михой, поднят за шиворот пуховика и звонко шлепнут пониже спины. Правда, сие воспитательное действо у него обиды не вызвало.
- Ну все, мужики, время! - сообщил Женя. - Погнали.
Мы забрались во вместительное нутро "бизона". Севку, чтоб не баловал, зажали между Михой и Шурой, рядом со мной, сложившись в четверо, примостился экс-Дед Мороз, а Женя сел рядом с водителем, толстеньким и усатеньким коротышкой.
Мы рванули, машина, круто развернувшись, вылетела из предусмотрительно открытых ворот, которые тут же сомкнулись за нашей спиной. Поворот, еще один - и вот уже гоним по широкому шоссе. С обеих сторон высятся огромные, едва ли не в человеческий рост сугробы, тянутся белые, исчерченные темными проталинами поля, а вдали, у горизонта, смыкается с небом неровная стена леса. Времени уже четвертый час, но еще не начали сгущаться сумерки, хотя вроде им пора. Еще полчаса, не больше - и растекутся вязким синим киселем, растворят в себе грязную белизну низкого неба.
- Народ, а куда мы едем-то? - отчего-то негромко поинтересовался я, сдвигаясь поудобнее.
Шура хмыкнул, Миха присвистнул, а Женя изогнулся ко мне с переднего сиденья:
- Точку ставить будем, Константин! Над буквой "i". Поглядишь на акт справедливости.
Я поежился. Слишком часто я в последнее время слышал это слово.
- А конкретнее?
- Да чего там! - рассмеялся Женя. - Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз... Привыкай, тебе полезно.
Ну ладно. Все равно ведь никуда это от меня не денется.
- А ехать долго? - все же спросил я, провожая глазами однообразный пейзаж.
- Не боись, ногу не отсидишь. Еще полчаса где-то. Так, Базиль? повернулся он к водителю. Тот молча кивнул. - Или тебе отлить? - участливо предположил Женя. - Так ноу проблем, сейчас тормознем. Ты проще будь, Костян, проще...
Ну куда уж нам до такой простоты...
- Да в порядке я, в порядке. Не опекай меня без нужды, - пробормотал я, отчего-то смутившись.
- Севка, а тебе? - моментально переключился Женя. - Перед выездом сходил куда следует?
- Что я, маленький? - насупился пацан, теребя застежки своей меховой шапки.
- Ну и славно! - Женя отвернулся от нас и скомандовал водителю:
- Еще газку, Степаныч!
- А навернуться? - не отрываясь от баранки, проворчал тот. - Не видишь сам, какая голо... - дернул он досадливо плечами... - короче, гололедица.
Видно, не будь тут мальчишки, он бы выразился проще.
Белую плоскость пересекло черным. Так и есть - железная дорога. В стороне темнеют неказистые будки, жмутся сиротливые вагончики, поблескивает синим далекий семафор.
- Ну все, тормози, Базиль, - скомандовал Женя. - Прибыли.
- А где ж эти-то? - мрачно поинтересовался Дед Мороз. - Не подвезли еще?
Женя кинул взгляд на часы.
- Все путем, у нас еще десять минут в резерве. Кости пока разомнем, перекурим...
Толстенький Вася остановил машину метрах в десяти от переезда. Вокруг - одно белое безмолвие. Меня это и раньше удивляло - если не считать пары дальнобойщиков, никто не встретился нам по пути. Впрочем, это ж провинция. Нельзя тут судить по столичным меркам.
Мы вылезли, Миха с Шурой тотчас утопали куда-то влево по снежной целине, к рельсам. Потом Шура вернулся, вытащил из машины туго набитый мешок и, взвалив на спину, заковылял к ожидавшему Михе.
- Заодно и площадку подготовят, - одобрительно заметил Женя.
Дед Мороз кивнул, раскуривая сигарету.
- Вот они! - махнул рукой водитель Базиль. - Везут!
И впрямь, в тишине послышалось негромкое тарахтение, а вскоре на фоне темнеющего неба показался похожий на деловитого жука "Рафик".
- А Демьянов во сколько должен быть? - все так же хмуро уточнил Дед Мороз.
- Ровно через полчаса. Все рассчитано, - усмехнулся Женя. - Пока разложим, пока напутствие дадим... Еще и стемнеть по-настоящему не успеет.
- Жень, так что сейчас? - мне просто надоело молчать. - Может, помочь чем?
- Да не, не надо, - отмахнулся тот перчаткой. - Ребята дело свое знают. А ты смотри, привыкай. Осваивайся, в общем.
Протяжно фыркнув, "Рафик" затормозил возле нашего "бизона". Лязгнув, раскрылась задняя дверца, выпрыгнули на снег двое крепышей в лазоревых пуховиках.
- Здорово, коллеги! - приветствовал их Женя. - Ну, как, он в состоянии?
- А то! - довольно прогудел один из прибывших. - Мы что тебе, чайники? Выдержали нужную кондицию. Сейчас сам увидишь.
В недрах "Рафика" послышалась быстрая возня, миг - и оттуда выползли еще двое лазоревых. А в руках их болтался... Нет, никаких сомнений. Это он. Мой старый знакомец, Железнозубый. Даже грязные лохмотья напоминали тогдашнюю его одежду. Та самая куртка, та самая шапка. И тот же взгляд цепко-настороженный, волчий.
- Ну что, - осклабился Женя, - кончаются времена и сроки, а? Пора тебе тональность поменять, пора... Вон туда! - махнул он перчаткой лазоревым. Во-он туда, где ребята наши.
Сосредоточенные крепыши, не тратя слов, быстро потащили обмякшее тело по снегу, иногда проваливаясь чуть ли не по пояс. Вот они уже возле Михи и Шуры, вот они опрокидывают тушу и деловито возятся над ней. В темнеющем воздухе разносятся монотонные удары - железом о железо.
- Ну что, потопали и мы! - махнул нам рукою Женя. - Не отставай, Севка, - подбодрил он отчего-то поскучневшего пацана. В самом деле, от недавней его резвости и следа не осталось. То ли в машине сомлел, то ли еще что...
И мы поплелись по свежим следам.
Идти пришлось недолго - метров двести. Склон там не отличался особой крутизной, и на изрядно утоптанном снегу стоять можно было свободно. Ребята и стояли свободно, покуривали, и искорки сигарет тускло светились на фоне грязно-синего неба. А поперек рельсов растянут был Железнозубый. Кисти его рук стягивала веревка, привязанная к вбитому в мерзлый грунт стальному колышку. То же и с ногами, но уже по другую сторону насыпи. Шея Железнозубого касалась холодного металла одного рельса, задняя часть второго. А сам он тихо подвывал, и пена пузырилась на его опухших губах.