Жизнь в провинции рождает успокаивающую разум иллюзию непричастности к мировым проблемам. С нами не может произойти ничего такого, у нас такое невозможно, до нас это не доберётся, мы просто здесь пересидим, нас это не касается - вот о чем думают жители глубинки, смотря по телевизору вечерние новости. Последний раз, когда у нас происходило что-то действительно серьёзное, было в восемьдесят шестом году, после аварии на Чернобыльской АЭС. Забрали мужиков по спискам из военкомата и отправили на ликвидацию аварии, почти все вернулись, потом многие умерли кто спился, кто от болезни) , оставшимся в живых дали инвалидность,но и они уже не жильцы, по ним видно, что не живут, а доживают свою загубленную радиацией жизнь. Поэтому и сообщения о череде таинственных смертей, случившихся по всему миру, мало кого в селе заинтересовало. Всех, кроме меня.
Возникало-ли когда-нибудь у вас ощущение абсолютной опасности, угрожающей не только вам, опасности, сдобренной пряным ароматом страха, словно разлитым в воздухе. Такое чувство иногда возникает при просмотре действительно страшного фильма ужасов. Ты думаешь: «если бы это случилось на самом деле?» и твою душу пронзает именно такое ощущение скрытой в привычных вещах опасности.
То, о чем говорил диктор, очень напоминало увиденное мной в городе. Помню, стало мне слегка плохо и пришлось выйти на улицу. Подышать свежим воздухом. Мысль о том, что случилось нечто страшное и опасное для всех, не давала мне покоя, однако я старался не давать волю воображению. Мало ли отчего могли умереть эти люди. Мне удалось себя успокоить, хотя подсознательно опасения оставались. Прошло несколько дней, ничего более страшного не случилось, мир жил в привычном ритме. Террористические акты, наводнения, аварии, цунами, землетрясения, выступления антиглобалистов, падения самолётов, скинхеды, Аль-Каида, война в Ираке - все, как обычно.
На самом деле все было хуже некуда. Эпидемия быстро разрасталась, скрывать ее масштабы становилось более и более проблематично. Наконец, правда открылась. Прошлому счастливому существованию пришёл конец.
В стране ввели чрезвычайное положение, плавно перешедшее в довольно жёсткую диктатуру. Опыт многовекового единоличного правления не позволил стране развалиться, однако не спас ее от гибели. Не скажу, что в таких условиях диктатура зло, наоборот, она позволила сохранить определённую стабильность. Обеспечение продовольствием, борьба с преступниками и мародёрами, уборка умерших, медицинская помощь, вывоз мусора, охрана социально-значимых и потенциально опасных объектов. До тех пор, пока оставалось достаточно людей,способных отдавать и исполнять приказы, сохранялся установленный порядок, а после того, как их не стало, сама надобность в поддержании такого порядка пропала.
В первые дни после объявления чрезвычайного положения к нам прибыло воинское подразделение, расположившееся в поле за селом. Они жили обособленно, на улицах появлялись только в специальных защитных костюмах и противогазах. На местные органы правопорядка надежды было мало. Когда стали умирать люди, умирать каждый день, милиционеры перестали появляться на улицах и военным пришлось взять на себя их функции.
Последние из них,оставшиеся в живых, бросив развёрнутый лагерь и имущество, погрузились в несколько джипов и уехали в направлении областного центра неделю назад. Они выполнили поставленную перед ними задачу. Им теперь некого было охранять, спасать и защищать, кроме самих себя.
Ночью лил дождь. Жуткий ливень с грозой. Водяные струи хлестали по земле, грохотал гром, молнии с шипеньем вспарывали тьму. Я лежал на диване, слушая шум падающей с неба воды. В открытую форточку ветер порывами гнал прохладный, пропитанный влагой воздух. Осень. Бабье лето. Гроза.
Я с детства любил такую погоду, пасмурную и дождливую. Помню, как однажды я ждал с работы отца. Я сидел у окна, уличное освещение не было включено. Тогда тоже лил дождь. В разрывах туч ярко сверкала неизвестная мне звезда. Вода струилась по стеклу и яркая точка плясала в маленьких водяных потоках. Отец все не шёл, на душе было грустно и чуть тоскливо. Одинокий ребёнок и одинокая звезда, молча танцующая в струях дождя. Чуточку грусти, чуточку печали и вот, явлена зримая картина одиночества.