Между прочим, некоторые из ребят учились в его школе. Например Илья. Но по школе Санька его не помнил. Часто ли замечают тех, кто идёт годом младше? Илья к тому же ничем не выделялся. Он вообще мог показаться этаким ботаном с первой парты.
Похожим на него казался Никитка, Ник. Санька даже путал их поначалу. Оба худые, большеглазые и ушастые, в одежде как будто вечно не по росту. Оба на тренировках появлялись через раз — Санька ещё и поэтому никак не мог различить их, встречая по очереди то одного, то другого.
Илья, кстати, с неодобрением относился к тому, что их с Ником считают похожими. Вообще-то по натуре они были совершенно разными.
Ник с удовольствием ходил бы чаще, но у него вечно не хватало времени. Илья же, казалось, наоборот, не сильно нуждается в компании.
Ник почти всегда улыбался — рот до ушей. Собаки сопровождали его вереницами. Они даже на тренировки с ним приходили и терпеливо ждали в сторонке, порой позёвывая и деловито меняясь местами.
Он откровенно и бурно радовался, если у него что-то получалось. Впрочем, он и чужие успехи воспринимал с восхищением, описывал потом удачные моменты всем и каждому, в том числе и виновнику торжества. Над ним часто, но беззлобно подшучивали, но он никогда не обижался.
А вот Илью никто никогда не задевал. Не то чтобы он когда-нибудь обиделся или предупреждал, что не любит шуток. Просто все чувствовали, что лучше этого не делать. Ещё Санька видел, как он тренируется. Илья никогда не жаловался и не смотрел на других, спуску себе не давал. Стержень у него внутри был стальной.
В одной школе с Санькой учились и Пашка с Богданом, неразлучные друзья. Этих он видел и раньше. Они и в школе держались всё время вместе. Оба были на год постарше Саньки.
Нравились Саньке и старшие: Дэн с Максом. Нравились оба, хотя были совершенно друг на друга не похожи. Макс — спокойный и выдержанный. Дэн — человек-взрыв. Он на всё откликался бурно и артистично, как истинная звезда танцпола. Пообщавшись с ним, Санька едва удерживался оттого, чтобы не перенять его ужимки, повадки и словечки. И всё-таки перенимал.
Дэн работал диджеем в ночном клубе, слушал рэп и носил длинные волосы. Макс предпочитал панк-рок, одевался неброско и удобно, стригся коротко. Ничем определённым он, кажется, не занимался.
Дома Санькино новое увлечение скоро обнаружилось. Он почти каждый вечер пропадал в парке. Компьютер простаивал на рабочем столе. Санька уже забыл, когда включал его, чтобы поиграть. Да и времени едва хватало на то, чтобы хоть как-то держаться на плаву, в смысле учёбы. А синяки, ссадины и порванная одежда? Санька, конечно, сам как мог латал и то, и другое, но не замеченным всё это остаться не могло.
Как-то однажды, когда все, что вообще было большой редкостью, собрались за вечерним чаем, отец спросил его:
— Ну и как называется то, чем ты занимаешься?
— Не понял, — Санька недоуменно уставился на него.
— Твои боевые шрамы, — отец указал на свежую ссадину на Санькином локте, — следует идентифицировать как следы неравных битв или травматизм экстремальных развлечений?
— Ни то, ни другое.
— Скажи честно, сын, ты не вляпался в какую-нибудь неприятную историю?
— Да нет же! Думаешь, это следы драки, что ли? Разве похоже?
— А разве нет? — подала голос Марина.
— Ну, пап, ну ты как мужик посмотри. Разве так бьют, ну? — проигнорировав её реплику, Санька снова обратился к отцу.
— Да вроде нет. Но кто вас сейчас разберёт.
— Если ты думаешь, что я связался с плохой компанией, то ошибаешься. Это очень хорошая компания!
— Да ты что! И чем она занимается, твоя хорошая компания?
Санька рассказал.
— Какой ужас! — воскликнула Марина.
Санька пожал плечами.
— А что? Мне нравится, — сказал отец.
— Сева, что ты говоришь! Это же такой риск! Кончится тем, что он свернёт себе шею. Объясни мальчику, что подростковые увлечения меняются, а здоровье и жизнь ничем не заменишь.
— Это тебе не компьютерная игра, — поддакнула Лерка. — Прокачка сложнее, а дополнительной жизни так вообще нет.
Санька хранил молчание.
— Сева! Ведь мне ты даже запретил водить машину. А это твой родной сын! Как можно поощрять подобные забавы!
Она говорила правду. Отец, вероятно, памятуя о Санькиной матери, теперь до смерти боялся всяких аварий. Он и вправду слышать не хотел о том, чтобы Марина села за руль, хотя она намеревалась ещё до знакомства с ним получить права.
Да и Санька до сих пор испытывал безотчётный страх перед дорогой и автомобилями. В особенности его пугали грузовики: намертво впечаталась в память окосевшая после удара морда того самосвала, что в них врезался.