Покончив с глазами, паук опёрся лапками о край раковины, но тут неустойчивая лодочка перевернулась. Пассажир оказался в воде. Ну, теперь он, наверно, изо всех сил уцепится за какую-нибудь щепку, веточку, чтобы не утонуть. Пауки ведь не водяные жители, плавать не умеют.
Как бы не так! Паук проворно высунул кончик брюшка из воды, нырнул и, так же проворно перебирая ножками, направился вниз, к кустикам водорослей. Но что ещё удивительнее, под водой коричневое брюшко паука вдруг превратилось в серебряное, заблестело, точно капелька ртути. Это серебрился воздух: он задержался между волосками брюшка, когда паук высунул его из воды. И теперь паук, нырнув, унёс его, чтобы дышать им под водой через дыхательные отверстия в брюшке, потому что пауки не могут дышать воздухом, растворённым в воде, как дышат рыбы и раки. За блестящее брюшко водяного паука и назвали Серебрянкой.
Прицепившись к веточке водоросли, Серебрянка несколько, минут оставалась неподвижной: видно, не легко сразу очнуться от долгого сна в ледяной колыбельке. Можно отдохнуть, пока не кончится запас воздуха.
На дне, около водоросли, мирно копошилась разная мелкая водяная жизнь. Серые рачки – водяные ослики – тоже проснулись от зимнего сна и не спеша ползали, покусывали то гниющую палочку, то нежный зелёный листик водоросли. Безобидные крошки, может быть, по-своему тоже радовались весне. Они были похожи на мокриц, какие живут в сырых, местах на земле. И умишко у них такой же маленький: где им сообразить, что совсем близко от них притаился враг.
А паук сообразил: его восемь глазок загорелись бы ещё ярче, если бы смогли. Но они и так блестели, как крошечные фонарики. Он слегка пригнулся на веточке, совсем как кошка на охоте, и вдруг метнулся вниз, острыми коготками зацепил ослика и поднял к ветке, на которой только что сидел сам. Остальные крошки почти не испугались: еды для них хватает и что за беда, если одним осликом стало меньше.
А Серебрянка, всё ещё держа ослика в лапках, быстро, быстро стала прижиматься кончиком брюшка к водоросли. Серебристые липкие нити тянулись из её прядильных бородавочек на брюшке и тут же в воде твердели. Ослик, убитый ядовитым укусом, в одну минуту был надёжно привязан шелковинками к водоросли. Его длинные, длиннее тела, усики в в последний раз слабо дрогнули и замерли.
Однако паук ещё не думал приниматься за обед, которого дожидался всю долгую зиму. Он быстро взлетел на поверхность воды, опять высунул брюшко и запасся свежим воздушным пузырьком. Теперь скорее за работу. Быстро, быстро он принялся скакать по веточкам водоросли, трогая их прядильными бугорками брюшка. Здесь и там, здесь и там… Прозрачные липкие нити тянулись из бугорков. Здесь и там, здесь и там… Вот уже и готова паутинная сеть, какую обыкновенные пауки плетут не в воде, а в воздухе.
Кого же это собирается ловить в неё Серебрянка? Ведь в воде паутина быстро станет неклейкой.
Серебрянке нужно совсем не то. Вот она опять отправилась в путешествие наверх. Но теперь она ползёт вверх по растению и тянет за собой паутинку.
Зачем? А вот зачем. В этот раз она ухитрилась забрать между волосками брюшка такой большой запас воздуха, что этот пузырёк мешал бы ей плыть: воздух ведь лёгкий, тянет вверх. Поэтому паук и не плыл вниз, а полз, цепляясь за паутинку, и так благополучно добрался обратно до своей сеточки. Он нырнул под неё и ножками осторожно отделил от себя воздух. Попался, пузырёк! Стараясь вырваться, он натягивал паутинную сеть кверху, но паук поспешно вплетал в неё всё новые и новые нити, укрепляя её. Ведь если пузырёк прорвётся, улетит вверх – беда! Пропал весь труд!
Но нет. Ловушка сделана с толком. Пузырёк держится прочно, а паук всё не успокоился, так и летал: вверх – вниз, вверх – вниз. Он приносил всё новые и новые пузырьки воздуха, прибавляя к прежним, укреплял новыми паутинками, и подводный домик надувался, вырастал и, наконец, сделался похожим на серебряный напёрсток донышком кверху. Теперь пора и пообедать. В одну минуту втащил бедного ослика в своё логово: здесь можно спокойно кушать и дышать свежим воздухом.
Серебрянка улеглась в воздушном колоколе на спину и, держась передними ножками, высосала ослика начисто, а пустую кожицу выкинула: в домике должны быть чистота и порядок. Насытившись, паук принялся прихорашиваться. Он облизывал задние лапки и усердно натирал ими волоски на брюшке: ведь если на волосках заведётся плесень, они слипнутся и воздуха между ними удержится меньше.
Всю весну Серебрянка охотилась и ела почти непрерывно. Стоило какому-нибудь бедному водяному ослику задеть за шелковинку, проведённую от колокола к водоросли, и ему не было спасения. Серебрянка молнией вылетала из серебряного домика и возвращалась с бедной жертвой в лапках.
Время шло. И вот Серебрянка начала какую-то новую работу. Она наплела целую кучу рыхлой паутины в самом верху колокола, прицепилась к этой паутине и впала в глубокую задумчивость.. Но это так только казалось. Брюшко её непрерывно двигалось, сокращалось, а в колоколе росла и росла кучка жёлтеньких яичек. Мать старательно заплела их паутиной, охватила ножками и замерла. Кончились весёлые охоты. Теперь водяные ослики могут спокойно дёргать за сигнальные нити вокруг колокола: мать не заботится о себе, она стережёт покой и жизнь будущих детей.
Раз в колокол попробовал заглянуть такой же паук, покрупнее. Но Серебрянка, не сходя с места, так грозно поднялась и наставила на него свои кривые челюсти, что бродяге сразу стало понятно: надо убираться.
Время от времени мать оставляла драгоценные яички и забиралась на верхушку водяного домика. Осторожно раздвигая нити колокола, она выпускала в отверстие пузырьки испорченного воздуха: блестящие пузырьки целым потоком мчались сквозь воду кверху. Затем Серебрянка заделывала отверстие паутинкой и опять – вверх-вниз, вверх-вниз, наполняла колокол новыми и новыми пузырьками свежего воздуха: ведь дышать должны не только пауки, но и яйца. Газы проходят в них сквозь незаметные отверстия в скорлупке.
Наконец, дней через десять в кучке яичек произошло что-то новое: острые челюсти принялись скоблить и резать скорлупки изнутри, тоненькие лапки высовывались в прогрызенное отверстие. Новорождённые паучки выбрались из яичек. Ещё неделю им нельзя вылезать из колокола. Они ждут, пока брюшко их обрастёт пушистыми волосками, так как на гладком брюшке без волосков воздух, необходимый для дыхания, не удержится. Вот они пока и живут под родимой крышей, и мать готова защищать их ценой собственной жизни.
Но вот настал великий день: брюшко каждого малыша покрылось нежными волосками. Теперь путь в мир для них открыт.
И сразу же изменилось их поведение: крошки величиной с булавочную головку все как один покинули родной колокол. Мать их не учит, что нужно делать, а они и не нуждаются в учении: дружно всплывают на поверхность воды и запасаются воздухом между волосками брюшка так же искусно и бессознательно, как это делает их мать и будут делать их дети, внуки и правнуки.
А мать – ну представьте себе, до чего она проголодалась, сидя на кучке яиц и ожидая, пока выведутся её дети! Теперь осликам лучше держаться подальше от её гнёзда. Один ослик, другой, третий. Она набрасывается на них, как тигр, и беспощадно уносит в свой серебряный дворец.
Вдруг, всё ещё голодная, она замечает крошечную серебристую точку: один из её нежно любимых деток спускается вниз с пузырьком воздуха на брюшке…
Что поделаешь, инстинкт защиты детей уже ничего не говорит свирепой мамаше, серебристый паучок для неё теперь только дичь, а она – охотник…
Мамаша не успела съесть своего младенца. Её саму проглотила плывшая мимо рыба.
Остальные малыши этим не были огорчены. Пауки и паучата не заботятся о своих родителях и друг о друге. До осени из сотни паучат осталось не так уж много. Но те, что уцелели, превратились во взрослых пауков. Осенью они сплетут себе зимние коконы, кто – в раковинах, кто – в растениях и заснут до будущей весны. Вот и конец истории Серебрянки.