С озера наскочил ветерок. Зашумев, он закрутил на медведе длинную шерсть. Тигренок навострил уши, взметнул хвостом и тревожно зарычал. Ветерок пригнул камыш, зарябил воду и унесся в тайгу.
V. ТИГРИЦА И БАРСЫ
В тайге стало душно. Солнце выжгло на высоких местах зелень, осушило небольшие болотца. Топи дышали паром, и от них несло гнойным зловонием.
Косули, пятнистые олени забрались на отвесные скалы и часами, словно высеченные из гранита, стояли без движения под освежающим ветерком. Лоси окунулись мордами в болота и тяжело сопели. По ночам они выходили на берег, туда же шли олени, косули, изюбри, лакомились сочной прибрежной травой.
В это лето травоядные животные были менее осторожны. Каждое движение, легкий прыжок хищника в высохшем лесу были далеко слышны. Сухие ветви ломались с треском, а чуть задетые, резко свистели, будто в таежной чаще шла перестрелка. Почуяв опасность, олени закидывали рога высоко на спины и, не замечая рытвин, пухлых трупов деревьев, сбитых временем, неслись к своим скалам. Лоси скрывались в расщелинах. Остальные находили спасение в непролазных таежных чащах.
Из хищников одна только рысь умела без шума подстерегать добычу. Вытянется на каком-нибудь сучке над водопойной тропой и лежит часами, не двигаясь, будто приросла к дереву. Шерсть у ней темная, пятнистая, как раз под цвет древесных стволов. Но стоит только оленю, или робкой косуле, или же неповоротливому лосю показаться под роковым сучком, как рысь вздрагивала, расправляла когти, и ее клыки, словно буравы, впивались в затылок животного.
За лето Эргени похудел. Высохшая тайга пугала его. Чуть задел лапой сучок или скользнул хвостом по хворостине, - слышно на всю тайгу. А то выследишь косулю, приготовишься к прыжку, из-под носа ее выкрадет ушастая рысь.
Однажды Эргени в течение нескольких долгих часов преследовал молодую лосиху. Уже по следам он чувствовал запах ее мяса, ощущал теплую клейкую кровь у себя на языке. Ее бурая спина несколько раз мелькала перед ним, и Эргени каждую секунду готовился к прыжку. И вдруг, откуда ни возьмись, на лосиху грохнула длинношерстая рысь. Эргени злобно зарычал, сделал громадный прыжок и оказался на спине лосихи, сзади рыси. Вонзил свои клыки в шею рыси, он полетел с ней на ошалевшей от ужаса лосихе. Ветви хлестали, сухие колючие сучья рвали их шкуры. Рысь извивалась в зубах тигра и ревела на всю тайгу. Эргени, вцепившись когтями в бока лосихи, все глубже и глубже вонзал свои клыки в мясо врага... Так они скакали несколько минут. Но вот впереди показался молодой кедровник. Нырнув в него и зацепив за толстый сук лиственницы, лосиха сбила со своей спины обоих хищников и, раскачиваясь и тяжело поднимая бока, умчалась.
Тигренок, не разжимая пасти, сильными лапами прижал рысь к земле. Рысь захрапела, судорожно царапнула его лапой, Эргени ловко перехватил зубами ей горло, и рысь притихла.
Закусив рысью, тигренок за кедровником первогодней поросли виноградника нашел подыхающую лосиху. Тяжело прыгнув, он в одну секунду кончил страдания и, растянувшись на трупе, долго тянул ее теплую кровь.
Вдруг тигренок насторожился. За горами ему послышался тревожный рев тигра. Оставив добычу, он крадучись побежал на голос. Обогнув небольшой хребет, поросший березником и кустами багульника, Эргени остановился. Тигр ревел где-то недалеко, и голос Эргени показался знакомым. Он прислушался и, припав к земле, жалобно завыл. По голосу он узнал мать. Вскочив, он хлестнул себя хвостом и, делая громадные прыжки, помчался к ней. Перебираясь через хребты и увалы, Эргени ответно ревел.
Однако тигрица и не думала отвечать ему. Она ревела на всю тайгу, и в ее протяжном яростном реве слышалась тревога, но не призыв. На опушке широкой поляны, залитой серебристым светом луны, Эргени прижался к земле и тихо, предупредительно зарычал.
В дальнем углу поляны, ощетинившись и оскалив зубы, стояла тигрица. Под ней тряслись два маленьких полосатых комочка. Из пасти тигрицы то и дело вылетали громкие тревожные звуки, ее хвост бичом вертелся в воздухе и со свистом опускался на бедра. Приготовившись к прыжку, перед ней лежали три уссурийских барса. Не успел тигренок выйти на полянку, как один барс взвился вверх, точно выпущенная ракета, прыгнул к тигрице, но сейчас же отскочил от нее в сторону. С придавленным ревом тигрица встретила врага, сшибла его передними лапами, барс перекувырнулся и, уже оказавшись за остальными двумя барсами, злобно заревел. Оба барса подпрыгнули, налетели на тигрицу, та заворчала, вонзила острые желтые клыки в спину одного, рванула его лапой, бросилась к другому, но тот уже, перегнув свое тело, из-под самого ее носа вытащил одного детеныша. Тигрица яростно зарычала, бросилась было в погоню, но оставшийся тигренок жалобно запищал, она возвратилась к нему и в злобе стала рвать на части раненого барса. Барс волчком завертелся в ее когтях, как-то увернулся и, собрав последние силы, отполз в сторону. В это время первый барс встал между умирающим и тигрицей и приготовился к прыжку. Третий, оттащив мертвого тигренка в кусты, мягкими скачками подлетел к ним и, пока тигрица стояла против первого барса, снова прыгнул и длинными острыми когтями распорол живот оставшемуся тигренку. Тигренок дико пискнул и умолк. Тигрица обернулась к нему и тихо и жалобно замурлыкала, облизывая длинным шершавым языком уже мертвого детеныша. В этот момент оба барса прыгнули и почти враз вцепились в спину тигрицы. Тигрица заворчала, рявкнула на всю тайгу, отбросила обоих врагов от себя и, медленно наступая на них, огласила тайгу страшным ревом. Ее длинный хвост волочился по траве, сбивал листья с багульника и резко колотился по бокам. Барсы пятясь медленно отступали. Вдруг тигрица вспомнила последнего детеныша и в один прыжок очутилась над ним. Лизнув его несколько раз и что-то успокаивающе мурлыкнув, она неожиданно в дикой ярости забилась около его тела, повернув страшную окровавленную морду к врагам.
Но поляна уже была пуста. Барсы, видимо, почувствовав присутствие Эргени, в несколько скачков исчезли в таежной чаще.
Тигрица большими, налившимися кровью глазами обвела поляну, легла рядом с мертвым детенышем, лизнула его и вдруг, видимо, поняв, что он уже мертв, подпрыгнула вверх, завертела хвостом и дико заревела. Обойдя поляну кругом, она снова возвратилась к мертвому котенку, пощупала его лапой и, неожиданно завертев своим хвостом, начала в дикой ярости рвать его.
Эргени осторожно заполз в кусты и, неслышно ступая, побежал прочь от ужасной поляны.
VI. В ЛАПАХ ЛЮДЕЙ
В сентябре тайга ожила, заиграла. Черный лес заполыхал огнями, закачался и растерял желтые с пурпуровым отливом листья. Листвянки пожелтели с зависти и, расстроившись, обронили хвою. Только кедры, сосны да ели, косясь друг на друга, строго смотрели на лесной маскарад. Они в нем не участвовали.
На горах гулко заревели гураны. У них начался гон. Перед рассветом самцы, как гольдские шаманы, уже громыхали на горах рогами. Поодаль стояли самки и, жуя голые ветви, почти не интересовались боем, в котором главными виновниками были они.