На другой день Эргени в ловушке охотника нашел двух соболей, а вечером сытно закусил громадным волком, влетевшим обеими передними лапами в капкан.
Сухощавый китаец, охотник Цы-юн, обходя свои ловушки, сразу понял, что они уже осмотрены тигром. Широкие кошачьи следы ему были давно знакомы. Китайцы-охотники считают тигра священным животным, поэтому Цы-юн припал к следу, приложил руки к груди и, покорясь судьбе, направился к своей фанзе. Присутствие тигра говорило ему, что в этот день он не должен обходить свои ловушки.
Почти у самой фанзы, случайно заглянув в кусты, он под небольшими стволами деревьев нашел несколько рябчиков. Хозяйственные привычки взяли верх над поклонением тигру, и, выбрав рябчиков, он снова насторожил ловушки.
Пять дней бродил Эргени около фанзы китайца, оставляя перед перепуганным охотником широкие следы. За эти дни он перевернул все ловушки Цы-юна, оборвал снасти и пожрал всю добычу.
Вечером на шестой день поднялась пурга. Эргени бросился в чащу, но резкий ветер проскальзывал мимо голых ветвей и морозно обхватывал тигра. Эргени прыгнул к толстому стволу кедра. Он сжался в комок, спрятал между лап свою голову, но ненадолго. Снежные вихри закружили и, разметав шерсть, окатили его снегом. Эргени злобно зарычал и побежал прочь от ветра. Вдруг перед ним вырос снежный сугроб. За ним не было ветру. Эргени прижался к нему ближе, потерся боком о снег. Снег осыпался, и он почувствовал широкую кору сухого дерева. Закрыв от удовольствия глаза, Эргени еще сильнее привалился к сугробу и тихонько заурчал.
Цы-юн сидел на кане (*) и, прислушиваясь к вою ветра, чинил себе обувь. Вдруг стена над его головой слабо треснула. Китаец с удивлением поднял голову и взглянул на окно. Вместо занесенного снегом стекла он увидел темную массу.
"Неужели его закидало ветками..." - подумал китаец и, подняв светильник, поднес его к окну. Руки у него задрожали, и сало полилось на пол. Фитиль замигал и зашипел. Китаец упал перед окном на колени и тихо зашептал молитву, не отрывая взора от полосатого бока тигра, прикрывавшего его окно.
Как только яркий блеск китайского светильника пробежал по снегу, Эргени отскочил и тут же почувствовал запах человека. Окно, отогретое теплом его тела, еще сильнее вспыхнуло, и в темной яме тигр увидел маленького человека. Эргени злобно зарычал и прыгнул на сугроб. Но наверху свету не было. Он осторожно обошел сугроб кругом, и вдруг из черного угла на него потянуло человеческим запахом. Он понюхал воздух и ударил по щели лапой. Она чуть скрипнула, но не подалась. Китаец крепко заложил ее. Эргени опять зарычал и снова обошел жилище человека. Когда он был опять у двери, то услышал громкий крик.
- Уходи, полосатый, уходи, пожалуйста. Когда уйдешь, я тебе много мяса дам. Я достану кабана, достану лося... - диким голосом просил его китаец.
Однако тигр злобно ворчал и безуспешно кружился вокруг фанзы охотника.
Поздно ночью Цы-юн лег на кан. Он решил, что пурга пройдет, и тигр оставит его в покое. Ведь недаром же он так много обещал ему. Цы-юн верил, что тигр понял его.
Настал день. От пурги остались только нагроможденные волнами сугробы снега да поломанные сучья. Цы-юн быстро соскочил с кана и бросился к окну. Стекло заледенело и ничего не было видно. Он подул на него и долго оглядывал местность. Поблизости не было видно даже следов тигра.
Радостный Цы-юн бросился к двери, набрал громадную охапку хвороста, затащил ее к себе и пошел за второй. Но не успел он и дойти до хвороста, как за ним увидел длинную распластанную шкуру хищника. Забыв о хворосте, китаец в ужасе бросился в свою фанзу и сразу же прихлопнул дверь. И только успела его защелка опуститься, как за дверью злобно зарычал тигр. Китаец повалился на колени и снова повторил свои обещания.
Так целых семь дней Эргени держал в страхе китайца. Он почти не давал ему передохнуть и выйти за дверь хотя бы за сушником. Близкий человеческий запах дразнил его, а голодный желудок настойчиво требовал пищи.
Бедный Цы-юн первые дни молил его. Обещал уже не одного кабана, а целых трех. Наконец, когда тигр не внял его мольбам, китаец зло выругался.
- Какой ты бог, ты трусливый волк. Ты только хочешь съесть меня, а боги так не делают... Я, видимо, напрасно слушался деда и отца.
И затем уже Цы-юн долго ломал голову над тем, как бы прогнать тигра. Оружия у него не было. Он охотился только силками, ловушками и капканами. Дни медленно проходили. Китаец съел свой небольшой запас провизии и принялся уже за варево из шкурок бурундуков. Фанзу он топил через день. Однажды под вечер китаец заготовил головней и, внезапно открыв дверь, стал их с криком бросать в тигра. Тигр, недовольно ворча, отскочил в сторону и лег на снег, не спуская с человека больших зеленых глаз. Когда китаец вернулся в фанзу и прикрыл дверь, тигр осторожно подошел к ней и долго царапался.
Цы-юн с досады бросился на кан и теперь уже не молился, а долго ругался, понося всех богов.
Но случай спас его. Группа охотников, туземцев Уды-хэ, переходила из одного района в другой. Дойдя до ловушек китайца, они увидели разбросанные снасти и следы тигра. Туземцы, разбирая следы без труда, прочли историю голодного Эргени. Им только был не ясен конец Они видели старые занесенные снегом следы человека, но не знали, что с ним случилось. Подняв на всякий случай шум, охотники добрались до фанзы китайца и выручили Цы-юна.
И Цы-юн, собрав остаток своих ловушек, ушел вместе с туземцами А Эргени, пропустив людей, до самой весны жил около фанзы китайца и упорно ждал, что рано или поздно услышит человеческий запах.
---
(*) Кан - нары, под которыми проходит дымоход
VIII. ХИТРОУМНЫЕ ЛОВУШКИ
Третья весна для Эргени была сытной и добычливой. Еще в марте месяце, по насту он без труда добывал лосей и косуль. Они тонули в глубоком снегу и еле пробирались к горам. Эргени же, мягко ступая широкими лапами, умел удерживаться. Выследив добычу, он загонял ее в падь или на низкое место на поляну в глубокие снега и там уже рвал на части.
В апреле Эргени питался свежим кабаньим мясом, а в мае - молодыми кабанятами. От того, что он был всегда сыт, уже в апреле он вылинял, и его бока блестели и жирно лоснились на солнце.
Насытившись, он часто играл с своей добычей, а иногда забавлялся и со своим хвостом. Он бил им по кустам багульника, чуть заметно подергивал маленькой черненькой кисточкой на конце и потом, как шаловливый котенок, носился за ним, делая гигантские прыжки через павшие стволы деревьев, каменные кручи и неширокие ручьи.
Весна пробудила в нем еще и новые желания. По ночам он часто слышал тигриный рев, мяуканье, и когда нежно отзывался, ему никто не отвечал. Мягко перепрыгивая через таежные заросли, он неслышно шел на голос, но там его ждала неудача. Он видел или спарившихся, или старых тигров-отшельников.
Но так как он был еще молод, то терпеливо ждал своей подруги. Да еще, пожалуй, его больше занимал не инстинкт семьянина, а сытный обед, отдых в тени кустарника и забавы с зайцами, с бурундуками. Конечно, для тех игры громадного тигренка были смертельной игрой. Но разве кошка когда-нибудь заботится о мыши? ........................................................................ ........................................................................